— Вообще, славная дачка! — добродушно резюмировал он, опрокидывая в себя сразу фужер. — И икорка! Как у нас в столовке.
— Еще барашек запечен, — с достоинством сообщила Татьяна.
— Все влезет! — засмеялся Филипп, убирая салаты.
— Ну как ты? Чем ты? — спросил у него Тимур.
— Ну как я… Работаем. Круглое катаем, плоское таскаем, так-скать.
— Враг не дремлет. За всем нужен глаз. А ты? А вы?
— Я-то? Ну я… Ну я в бизнесе покрутился. Под прокурорскими. В общем, ничего так… Дом вот построил. Ну и в Москве, ясное дело… Квартирка. В Строгино. Но… кризис ведь. И бизнес весь, сам понимаешь, в трубу. Даже и под прокурорскими. Вы ведь там за такими делами присматриваете, небось…
— Мы за всем, — заверил его Филипп. — За всем! Мы ведь что? Чтобы все счастливы были! Вот мы для чего нужны. Чтобы никто не ушел, так-скать, обиженным! Хххех. Ведь наша страна на народном счастье стоит.
— В общем, лавочку пришлось прикрыть, — подытожил Тимур. — Ну да ладно. Дети зато радуют.
— Ну да… Да… Дети. На тебя похожи или, Таньк, на тебя?
— На Тимура! — твердо сказала Татьяна. — Сыновья. И такие же упрямые.
— Ну вот видишь… Так что… Водочки негу?
— Обижаешь! — обиделся Тимур. — Танюш, достанешь? Вот, «Православная».
— Право… Славная… Хеххх… Будем. Так вот — видишь… А, ладно. Давайте за встречу просто хотя бы! С какого мы? С две тысячи седьмого?
— Ну да, — закивал Тимур, жмурясь. — Как распустили организацию, так мы в свободное плавание и ушли.
— Хорошие были годы, нулевые! Тучные… Даааа, — Филипп хряпнул повторно. — Видишь… В свободное плавание… Ну в свободное — так в свободное. А я вот остался. Организация… Организацию никто не распускал, Тимка. Вывеску поменяли только. У нас так в стране, знаешь, никакие организации никто никогда не распускает. Но вывески менять надо. Это всегда бодрит.
— Это я… Это мы недальновидно, — признал Тимур, разливая по новой.
— Недальновидно! — ухмыльнулся Филипп. — Но лучшее из организации ты забрал с собой! — и он дружески заглянул Татьяне в декольте.
— Мы молодые еще были, глупые, — покраснела Татьяна.
— Были молодые… И так мало нам надо было… А? Вот ты был, помнишь, Тимка? Командиром звена. И тебе как командиру дали пейджер тогда бесплатно. А? За то, что ты свою пятерку набрал. Меня привел, Танюху… И я вот, честное слово, этому твоему пейджеру так тогда завидовал. Хеххх…
— За нулевые? — поднял стопку Тимур.
— За нулевые! Пейджер, бл*ха… А, Танюх? Тимурка-то был орел! Командир звена, пейджер на поясе! Ясно, в такого не влюбиться нельзя! А?
— Нельзя, — Татьяна пригубила.
— То-то! — Филипп улыбнулся с горчинкой, погладил себя по затылку, по складкам, которые от макушки шли к спине; снял очки, протер. — Хорошие были времена. Все тогда в первый раз было. Пейджер. Мобила. Нокия-раскладушка. Нокия, прикинь? Где она сейчас, эта Нокия… Эх-ма. Машина своя. Корейская, но своя. А? Квартира съемная. Однушка. Но в Москве — и своя! А? Ну и любовь, конечно… Первая… — он подмигнул Татьяне. — Вот это все. И так ведь штырило! Каждый день. А сейчас что… Сейчас новое найди пойди. За что ни возьмись — все было. Машины, квартиры. Женщины. Танюх… Даже женщины — перебираешь их, перебираешь, а такой любви больше не встретишь.
Татьяна, осушила.
— Я тоже… Скучаю… — вздохнул Тимур. — Но я, знаешь, не по пейджеру. Пейджер-то что. А я по духу… свободы. По духу… бунта, что ли. Вот эти акции наши все — это же так было здорово! Так смело! Дерзко так! У американского посольства… Или дерьмократов яйцами закидывать… Это же был настоящий рокенрол! Вот чего хочется. В бизнесе этого нет, хоть бы и под прокурорскими.
— Ну… ФСБ же еще. Под ФСБ больше рокенрола, наверное, — отер затылки Филипп.
— Нет, — Тимур обреченно черпанул икры столовой ложкой. — Нет, Филя. В бизнесе у нас везде шансон.
— Думаешь, в юность можно вернуться? — сквозь запотевшие очки спросил Филипп, переходя к делу.
— Мальчики… Я пока сервировку поменяю. Под барашка. А вы бы передислоцировались? — предложила Татьяна. — И бутылку захватите с собой, а то она мне тут мешает.
Филипп поднялся, отодвинув пузом задребезжавший стол.
— В кабинет? — предложил Тимур. — Там каминчик… Сигары куришь?
— Водителя твоего не нужно покормить? — вспомнила Татьяна.
— Не… — отмахнулся Филипп. — А то приучишь его мне еще.
Среди книг говорилось иначе. Тимур выкатил себе шестиколесный стул из-за своего директорского бруствера, чтобы не казалось, будто это Филипп у него на приеме: было-то наоборот. Уютно тлел нарисованный очаг, сигарный дым ел глаза, столетия беспризорной русской истории, причесанной, приодетой и построенной на линейку, смотрели на них благодарно с книжных полок.