— Я еще вернусь, — сказала она громко бешеному движению на Беверли Хиллз. — Попадешь ты в ад или тебя накроет паводок, «Бабочка». Я вернусь!
2
Когда Джимми первый раз плавал в бассейне мисс Хайленд, он думал, что ее нет дома. Он вылез из бассейна и вытирался полотенцем, стоя на ярком утреннем солнце, когда взглянул вверх и увидел там ее, стоящую у одного из окон на втором этаже. Она смотрела, не сводя глаз, прямо на него. Это поразило его. Потом он почувствовал испуг. Богатая Беверли Хайленд могла устроить так, чтобы он никогда больше не работал в Южной Калифорнии, да и вообще где-либо еще.
Но, к его удивлению, она даже не сдвинулась с места. Она не накричала на него, не позвала охрану, которая защищала ее огромное поместье. Фактически не было никакой видимой реакции. Она просто стояла здесь, ее руки держались за занавески, взгляд направлен прямо на него. Обеспокоенный тем, что копы Беверли Хиллз могут приехать и забрать его в любую минуту, Джимми торопливо натянул джинсы и принялся чистить бассейн. С тех пор, глядя на верхние окна, он всегда видел ее там.
Он закончил свою работу за рекордно короткое время и поспешно уехал на своем грузовике, проведя следующие несколько дней в страхе, что его уволят за то, что он плавал в бассейне клиента кверху голой задницей! Но, как ни странно, никакого наказания не последовало.
Следующий раз, плавая в ее бассейне, он уже не испытывал такого сильного страха… Он понимал, что она дома: «роллс-ройс силвэ клауд» — все знали, что эта машина ее любимица, — стоял в гараже. Он также видел шофера-араба, который чистил «эксалибер». Он хотел знать, подойдет ли она к окну на этот раз, и поэтому стал плавать, создавая побольше шума и плеска.
Когда голый Джимми вышел несколько минут спустя, он увидел ее на том же месте, наблюдающую за ним.
И снова не последовало никакой реакции.
Этим утром он собирался поплавать в третий раз. Он нажал гудок на железных воротах и представился охране. Затем поехал на своем грузовичке, в котором было все для обслуживания бассейнов, вниз по дорожке, ведущей к берегу, где собирался провести лучшие часы утра, занимаясь чисткой огромного итальянского бассейна мисс Хайленд. Приготовив оборудование и химические средства, он взглянул вверх, на дом. Она была уже там, у окна.
Он чуть было не помахал ей, но удержался. Вместо этого он стоял, упершись руками в бедра, и рассматривал сине-зеленое мерцание воды, будто размышлял над чем-то. Все это время он думал: «Она хочет, чтобы я сделал это».
Хотя она всегда была в центре внимания, любимым персонажем обсуждения в средствах массовой информации, на самом деле о личной жизни мисс Хайленд было известно очень мало. Она жила совсем одна в огромном особняке на Беверли Хиллз, окружив себя рабочим персоналом из секретарей, консультантов и носильщиков, которые часто мотались вместе с ней на другую сторону океана на ее частном самолете «Лира». Среди ее друзей были многие звезды политики и кино, она устраивала вечеринки каждый сезон и владела самым изящным бассейном из всех, которые когда-либо обслуживал Джимми. Однако в ней таилась какая-то манящая загадка.
«По крайней мере, — думал Джимми, расстегивая джинсы, — она была загадкой для других». Но не для него. Он решил, что раскусил ее.
Беверли Хайленд славилась своей высокой нравственностью. Она была одной из самых рьяных сторонников движений, борющихся за моральную благопристойность, преподобного как-там-его-зовут, телеевангелиста.
Все думали о целомудренной мисс Хайленд, как о мисс Чопорность и Правильность, отрицающей любое веселье. Тем не менее имеется у нее один маленький грязный грешок, решил Джимми. Этой оплошностью было то, что она смотрела, как молодой человек плавал голым в ее бассейне.
«Итак, — думал он, — что же будет дальше?» Если он достаточно позабавит ее, то, может быть, она пригласит его в свою шумную игру за некоторое денежное вознаграждение. Он знал, что мальчики по вызову носят золотые «роллексы» потому, что обслуживали таких же богатеньких и далеко не юных дамочек из Беверли Хиллз.
Он расстегнул молнию, затем очень медленно спустил джинсы, остановился на мгновение на краю бассейна, дав ей посмотреть на свое тело, которым он так гордился, потому что работал над ним и поддерживал в форме, и потом нырнул в воду.
Он проплыл под водой до конца бассейна, потом появились его золотистые волосы на солнце. Потом колени. Небрежно, лениво раскинув в стороны руки, барахтался он туда-сюда, вперед-назад и в конце концов перевернулся на спину, чтобы с него стекла вода и кожа заблестела на солнце.
Потом он встал, поднял руки и стряхнул воду с волос. Ощущение того, что она все еще смотрела на него, не покидало его. Он почувствовал эрекцию, что тоже ему понравилось, ведь это увеличило его пенис. Затем натянул джинсы и принялся чистить бассейн.
Позже вновь посмотрел наверх, но ее там уже не было.
Беверли опустила занавески и отвернулась от окна. Она узнала его имя: Джимми.
Потом она выбросила его из головы.
Ее кабинет был очень прост. По сравнению с другой частью дома, которую щедро спроектировали как роскошную и изящную, рабочее место Беверли Хайленд было практичным и без излишеств. Там стояли два больших стола — ее и ее личного секретаря, красное дерево доминировало в кабинете, компьютер «Макинтош Плюс» и сканнер «Кэнон». Мэгги, ее энергичный секретарь, еще не сообщила о текущей работе. Нужно было продиктовать письма, составить список гостей, просмотреть просьбы о благотворительных пожертвованиях, оценить приглашения: куда стоит пойти, а кому отказать. Беверли Хайленд состояла в совете директоров нескольких корпораций; учредила Комитет доверия американских женщин за международное понимание; была председателем комитета культурных ресурсов в Торговой палате Лос-Анджелеса и состояла в Президентском комитете искусств и гуманитарных наук. На ежедневной повестке всегда оставалась личная бухгалтерия, за которой следил ее бухгалтер. Сегодня еще надо было сделать три сообщения для прессы, которые должны были быть написаны и проверены ее публицистами. В состав рабочего персонала Беверли Хайленд также входили два социальных секретаря и агент для связи с общественностью.
Анализируя свое положение, сидя за столом, Беверли налила себе немного травяного чая из серебряного чайничка в чашку от «Севр». Пряный аромат наполнил утренний воздух. Она не добавила сахар, а надкусила одно тоненькое лимонное пирожное, лежавшее на тарелке. В пятьдесят один год Беверли Хайленд очень заботилась о своем питании.
Она посмотрела на календарь на столе; он был в антикварной золотой рамке — подарок от издателя, который очень хотел опубликовать ее мемуары.
На календаре дата была выделена красным: одиннадцатое июня.
Это число, ради которого Беверли Хайленд заставляла себя жить. День, когда открывалась Республиканская конвенция в Лос-Анджелесе. Все, что она когда-либо делала, каждый шаг на ее пути, каждый вздох предназначались исключительно этому дню.
Никогда, она была в этом уверена, кандидат в президенты не имел такого решительного сторонника, как тот человек, который основал «Пасторство Благой вести» — евангелистскую телевизионную империю с доходом в миллиард долларов. Когда он объявил в прошлом году, что собирается занять высший пост в стране, Беверли была просто в экстазе. Это являлось пределом ее мечтаний. И теперь, когда вопрос наконец решился, когда все стремительно шло к первичным выборам, волнение Беверли нарастало с каждым днем — он должен был победить.
Со своими связями и миллионами она устроит так, что он победит.
Сделав глоток чая с корицей, она посмотрела на его фото, которое стояло на ее столе в оловянной рамке. Он подписал фотографию и добавил: «Молитесь Господу».
Преподобный встречался с Беверли Хайленд на обедах по сбору средств и на широко разрекламированных политических кампаниях. Он очень мало знал о ней, зато она знала его слишком хорошо. Она смотрела его «Час Благой вести» почти каждый день уже многие годы, пропустив только однажды, когда была в больнице с гистерэктомией, которая потом дала осложнение. Пока она выздоравливала, ей поставили видеоплеер, чтобы она могла смотреть записи с его проповедями, и это были те же «Часы Благой вести». После она заявила репортерам, что именно эти передачи помогли ей пройти через все это. Она смотрела на него на экране, как она рассказывала репортерам, и слушала его динамичный голос, наполняющий душу мощью и силой, которые помогли ей встать с постели и вернуться к работе. Она написала и сообщила преподобному то же самое, вложив в письмо чек на один миллион долларов.