— Ладно с экзистенциальным, — снова перебил Михалыча Саша. — Ты мне в житейском смысле скажи, по простому. Вот живут люди, пособники фашистов. По справедливости их надо отправить туда, куда Макар телят не гонял. Но их никто не трогает. Моих… всю семью фашистам продала одна гнида, а НКВД с этим ничего не делает. Почему так происходит? Где справедливость?
— Ее нет, — Михалыч посмотрел мимо Саши. — Ты думаешь, власть ошибается. Это не так, власть никогда не ошибается, она сакральна. Человек может ошибаться, власть нет.
— Власть состоит из людей!
— Люди могут ошибаться, а власть никогда. Если ты думаешь, что власть ошибается, значит, ошибаешься сам. Власть всегда все делает правильно. Ты ищешь справедливости? Ее нет, это мираж.
— Не понимаю, — покачал головой Саша.
— Если власть что-то делает, значит, все так и задумано, — сказал Михалыч.
— Даже если власть поступает плохо?
— Плохо и хорошо тоже субъективные категории.
— Не вижу логики, — Саша уже пожалел, что затеял этот разговор. Но ему надо было выговориться и подвернувшийся сумасшедший показался подходящей кандидатурой в собеседники. Только вот сумасшедший оказался совсем не сумасшедшим.
— Логика, — каркнул Михалыч. — Ло-ги-ка. Логика это крючок. Чтобы рыбу поймать, на крючок надо червяка насадить. А люди, особенно те, которые мнят себя умными, ловятся на пустой крючок. На логику и стремление все рационализировать. В твоих жизненных установках четко прописано, что власть должна обслуживать людей. Этот факт ты принимаешь на веру без сомнения. Поэтому тебе кажется, что власть поступила с тобой несправедливо, неправильно. Но ты ищешь логику там, где ее нет. Вот взять тебя: ты ведь одобряешь все, что делает власть. За одним маленьким исключением — кроме того, что она сделала с тобой. Или не сделала. И остальные точно так же думают, что только по отношению к ним допущена ошибка. А с другими она все правильно делает. В этом ваша беда.
— Ничего не понимаю, — помотал головой Саша. — То у тебя власть права, то нет. Ты бы определился.
— Власть всегда права, — усмехнулся Михалыч. — Главное — не искать в ее действиях логику или справедливость. И тогда сразу станет легче жить.
— Как жить, когда эти ходят, дышат, жрут, срут — а от моих даже могил не осталось! Как?
— А ты не живи, — предложил Михалыч.
— Покончить с собой? На радость ублюдкам? Ни за что!
— Есть и другие варианты, — пожал плечами Михалыч.
— Это какие же? Убить их и сесть в тюрьму? Под расстрел пойти? — Саша грохнул кулаком по столу.
— Забудь про власть, — наклонился к нему Михалыч. — Нет ее. Есть ты, есть твои враги и все, что между вами, пусть останется между вами. Как тебе с этим жить и жить ли вообще, решать только тебе. Но ты помни, что от своей судьбы не уйдешь, что тебе на роду написано, то и будет. От себя еще никто не убегал. Еще пивом угостишь?
Больше Саша Михалыча не видел. Некоторое время он избегал той пивной, опасался нового разговора. Этот странный человек, с его непонятной прозорливостью, сумел разбередить уже начавшую затягиваться рану. Пламя ненависти в груди у Саши заполыхало с новой силой. И Саша боялся не выдержать, сорваться. Когда же он снов пришел в пивную, то Михалыча не застал. Продавщица по секрету шепнула ему, что того забрали. Может, органы, может в дурдом. Саша снова остался наедине со своими мыслями.
— Ты сказал, что он понял насчет тебя что-то, о чем ты не знал, — выслушав Сашу, спросил Генрих. — Что он имел в виду?
— Все просто, — усмехнулся Саша. — Он уже тогда понял, что я убью Прасковью. Не знаю, как он это сделал. Но понял и дал мне ключ… Показал направление. И когда я это осознал, то стал об этом думать. Бросил пить и стал готовиться… Нож купил и всюду с собой носил. Однажды чуть не сорвался. Представляете, сидим мы с мужиками во дворе, козла забиваем, а тут она идет, эта тварь. Меня увидела, подошла и при всех сказала: «Что, жидок, не убило тебя? Ничего, погоди, придет время, мы вам еще не такой Бабий Яр устроим!». Не знаю, как я тогда сдержался…
— Да, — покачал головой Давид. — Могу себе представить. Мозес, а ты что по этому поводу думаешь?
Мозес, за весь вечер не проронивший ни слова, что-то пробурчал, лег и повернулся к друзьям спиной.
— Да что с тобой такое? — склонился к нему Давид.
— Отстань! — отмахнулся Мозес. Давид отстал.
— Я не стал ее тогда при всех убивать, хоть и был в шаге от этого. Я себе тогда сказал: «спокойно, не тот расклад, останешься без двух». Понятно, что если бы я ее там же зарезал, то меня бы скрутили на месте. А тюрьма в мои планы не входила. Поэтому я дождался ночи, и…