— Будьте проще и люди к вам потянутся, — улыбаясь, сказал Саша. — То, что тут кто-то вас не любит, так это нормально. Приезжих чужаков нигде не любят, это закон природы. Или вы думали, что все тут целовать должны, только зато, что вы сюда соизволили приехать? Это вряд ли, мне командир уже доходчиво растолковал, что любви не выйдет.
Инженер нахмурился и сплюнул.
— Я не против крестьянского труда, — сказал молчавший все время Чистюля. — Надо будет, буду в поле работать, как все. Думаю, что для снобизма сейчас неподходящее время. И мне все равно, что обо мне подумают или скажут другие. Камни и трости переломают мне кости, но на ваши насмешки мне наплевать, как говорят англичане.
— Кроме того, я не думаю, что здесь все так считают. Несколько дураков погоды не делают, — сказал Саша. С ним не согласились, инженер снова завел свою песню. Спор разгорелся с новой силой и продолжался до полуночи, пока заглянувший на огонек командир взвода не разогнал всех по палаткам.
— Приготовились! — Цви шел вдоль лежащих на стрелковом рубеже солдат. — Целься! Огонь! — Вразнобой защелкали бойки винтовок. — Перезарядка! — Слитный лязг затворов.
Когда выдали винтовки, оказалось, что к ним почти нет патронов — всего по обойме на ствол и те строго-настрого запретили трогать. На обучение стрельбе боеприпасов не выделили. Саша благоразумно промолчал, он и так одним своим видом выводил командира из равновесия. Но другие молчать не стали и насели на командира.
— С боеприпасами сложно, — Цви развел руками. — Скажите спасибо, что хоть винтовки почти у всех есть. Еще год назад мы ходили на задания, так оружие только у половины было. И по три патрона на ствол. Цените то, что есть. Скоро обещали подвезти новую партию, тогда будут стрельбы.
Новобранцы тренировались без патронов, учились разбирать и ухаживать за оружием. Попутно Саша давал теорию — тактику действий взвода и роты на поле боя, рассказывал о том, как бывает в бою. Без лишних деталей, больше упирая на перемещения и выживание. Он даже устроил несколько практических занятий, показавших полную небоеспособность взвода.
— Это нормально, ведь прошло всего три дня, — сказал Саша командиру на разборе учений. Они сидели в стороне от отдыхавшего после занятий взвода. — Ничего, натаскаем.
— Меня только одно радует — противник у нас такой же неподготовленный. Неграмотные феллахи-ополченцы, — ответил Цви. — После первого выстрела разбегаются.
— Не стоит недооценивать противника, — покачал головой Саша. — Может выйти боком.
— Да видел я их в деле, — махнул рукой Цви. — Стадо баранов.
— Хорошо, если так, — сказал Саша, внутренне усмехнувшись: уговаривая его присоединиться ко взводу, Цви пел по-другому. Да и Тель-Авив бомбили не бараны. — Скажи, командир, ты не жалеешь, что меня к себе затащил? Только честно!
— Не жалею. Помнишь, еще в море я сказал, что нам нужны львы? Из тебя получился хороший командир звена и получится еще лучший командир взвода, — глядя Саше в глаза, сказал Цви. И Саша увидел — не притворяется. — То, что мы с тобой постоянно сталкиваемся, говорит о том, что отделения тебе мало. Надо расти и тебе и мне.
— Значит, все уже расписали? У вас это быстро…
— На днях нас отправят на операцию, — сделав вид, что не заметил сарказма, сказал Цви. — Деталей не знаю, но силу собирают большую. Надо не ударить лицом в грязь, показать себя.
— И тогда повышение в чине? — усмехнулся Саша.
— В том числе.
— Н-да, тут бы шкуру свою сохранить, а ты о чинах думаешь, — покачал головой Саша. — Ну ладно, спорить не будем. Лучше достань нам патронов, чтобы хоть чему-то людей научить. А там поглядим, разбегутся феллахи или нет.
— Патронов достану, — командир встал. — Ты об операции пока помалкивай, нечего народ будоражить. Есть?
— Есть, — кивнул Саша. Он подумал, что Цви просто не понимает, как ему повезло с подчиненными. Он вспомнил свою учебную роту образца 1941 года — кучка полуграмотных испуганных призывников. Половина вообще по-русски не понимает. И старшего сержанта Зинченко, здоровенного хохла с кулаками размером в пивную кружку. Кулаки сержант использовал как универсальный переводчик — после хорошей оплеухи команды понимали все. Сержанта ненавидели все — до первого боя, оказавшегося для многих последним. Наспех обученной и необстрелянной ротой заткнули какую-то дыру в обороне. И если бы не старший сержант Зинченко, первый бой закончился бы полным разгромом. В том бою он и погиб. Саша мысленно сравнил Зинченко с Цви и сравнение вышло не в пользу последнего. Сержант не знал языков, разговаривал матом, но было в нем что-то природное, какая-то идущая от земли несокрушимая сила. Он был настоящим.