— Слушай, Башмачков, — обратилась Лина к литератору, когда тот, откушав ее фирменного борща, расслабленно уселся в кресло с ноутбуком на коленях. — Есть пара вопросов, на которые мне без тебя не ответить, как бы я этого ни хотела.
— Что я слышу! У знаменитой сыщицы Ангелины Томашевской, как только что выяснилось, нет ответов на все вопросы. Небывалый случай! Оказывается, даже я могу иногда пригодиться. Ну что ж, это вселяет надежду…
Башмачков посмотрел на Лину тем проницательным мужским взглядом, который очаровал ее несколько лет назад. Лина почувствовала, что ее сердце застучало быстрее, чем обычно. Она глубоко вздохнула, постаралась восстановить дыхание, несколько секунд помолчала, а потом спросила:
— Ты не мог бы узнать у своих приятелей из полиции о результатах вскрытия.
— Какого вскрытия? — встрепенулся Башмачков. — Нам что, мало приключений? Кто там еще у тебя умер?
— Какая же короткая у тебя память! — Лина почувствовала, что закипает, как чайник из-за того, что любимый мужчина не читает ее мысли, как бывало прежде. Ее раздражало, что теперь приходится ему все разжевывать.
— Неужели ты забыл про смерть молодого врача? Мы застали его мертвым в реанимации, когда явились туда в поисках Иннокентия. Я еще одноразовый стаканчик там подобрала, помнишь?
— Ааааа, доктор Могильный! Ну как же, помню-помню! У меня до сих пор мороз по коже, как только представлю себе его тощее тело, лежащее на полу, и белое, как мел, тщательно выбритое лицо с открытыми глазами. Жуть! Я все-таки не тот весельчак из морга, ну помнишь, Автандил Тимофеевич, и к подобным картинкам не привыкла.
Литератор поежился и долго молчал, отвернувшись и уставившись в окно.
— Ну так как, обещаешь узнать? — не отставала Лина. — Вполне вероятно, что смерть доктора как-то связана с исчезновением нашего дипломата.
— Понимаешь, Лин… Существует тайна следствия, и я не уверен, что друзья захотят даже мне хотя бы немного приоткрыть ее. Подозреваю, что наш вечно тостующий весельчак, то бишь Автандил Тимофеевич, тоже не в курсе результатов вскрытия, хотя у него, подозреваю, к этой истории профессиональный интерес. Ну, а мне приятели-пинкертоны тем более ничего не скажут. Видишь ли, я хоть и добровольный помощник полиции, но все же на общественных началах. Посему к служебным секретам меня не допускают. Впрочем, попробую хотя бы узнать, что полиции вообще известно об этом деле.
Лина посмотрела в ту же точку за окном, куда уставился Башмачков, внезапно споткнулась и едва устояла на ногах. Тарелка выпала из рук и со звоном разбилась.
«Как наша любовь», — подумала Лина и тут же разозлилась на себя за столь банальное сравнение.
— К счастью! Тарелок на тебя не напасешься! — почему-то развеселился Башмачков и, поднявшись из кресла, принялся ловко сметать осколки в совок.
Березкина в ярости
Страх, поначалу сковавший тело Элеоноры Березкиной, в скором времени сменила ярость. Она сжала кулаки, презрительно взглянула на новоявленного партнера по «бизнесу» и жестко заявила:
— Знаешь, Толик-алкоголик, ты очень скоро пожалеешь о своем самоуправстве. Пока ты бегал за угол «до ветра», я успела отправить эсэмэску, и через час сюда прибудут весьма серьезные люди.
— Прекрасно, — почему-то обрадовался Толик, — очень хорошо, что напомнила, — осклабился он, обнажив наполовину беззубый рот. Ловким, каким-то кошачьим прыжком барыга ловко подскочил к Элеоноре и выхватил у нее из рук телефон.
— Отдай! — завопила женщина. Она попыталась отобрать телефон у Толика, схватила двумя руками его запястье, но тот с неожиданной для замухрышки силой отпихнул ее. Элеонора отлетела в угол вагончика, села на пол и заплакала от боли, обиды и бессильной злобы.
Толик выключил ее телефон и молча спрятал его во внутренний карман куртки.
— Пусть пока тут полежит, — осклабился он.
— Ты знаешь, что бывает за похищение человека? — спросила в перерыве между всхлипами Элеонора.