Поначалу и она не узнала Лину. Собственно, она не узнала бы ее никогда, если бы их не представили друг другу. Это произошло во время очередного чаепития. Але показалось, как что-то дрогнуло в глазах Лины. Во взгляде. Как чересчур плотно сжались ее губы. Узнала? Поняла, что перед ней – сестра? Непонятно… Сомнения заглушил всеобщий хохот – смеялись над только что рассказанным анекдотом, который Аля не слышала. День за днем, занимаясь своими делами, Аля довольно спокойно наблюдала за Линой. Честно говоря, докторша ей нравилась – строгая, нацеленная на работу, очень немногословная – никаких лишних ла-ла-ла, дело свое хорошо знает. Больные ей доверяли. Коллеги ее уважали. Любить ее, скорее всего, никто не любил – она была необщительна и походила на неприступную крепость. Суровая женщина! Лишь однажды Аля чуть не вышла из себя. В их палату попала многодетная мать. Каждый день ее навещали дети – неухоженные, плохо одетые. Аля даже пыталась подобрать им одежду из специального шкафа, где хранились вещи для бомжей, которые время от времени попадали в их отделение. Лина Георгиевна как-то при всех возмутилась:
- Подумали бы сначала, на что детей будут растить, а потом уж и рожали! Если за спиной нет прочной финансовой опоры…
Договорить ей не дали – возражали докторше громко и, как говорится, невзирая на лица. Упрекали в эгоизме. А кто-то даже требовательно спросил:
- А у вас есть эта самая финансовая опора?
- Есть. Мои родители об этом позаботились.
- А деточек-то бог не дал, - протянула тогдашняя уборщица, невольно слышавшая весь разговор.
- А вот это уж не ваше дело! – отрезала Лина.
Все замолчали. А потом кто-то робко спросил, не отдает ли она часть своей финансовой опоры, скажем, неимущим? Разве вам, мол, много надо?
Лина отвечала спокойно – да, мол, ей действительно много надо, она не была в кругосветных путешествиях, она мечтает пожить в Италии, Португалии, в Хорватии. И как только выйдет на пенсию…
Обида ножом прошлась по Алиному сердцу. Очевидно, сестре ни на один миг даже в голову не пришло поинтересоваться, а была ли она, Аля, в таких путешествиях? А, может, эта забытая всеми Аля больна и нуждается в дорогой операции? И что там вообще, в семье этой так и не ставшей врачом медсестры, которая давно исчезла с семейного горизонта, а там сочли, что и хорошо, и славно…
Обида стала расти с каждым днем – вернее, при каждом общении с Линой. Уже не просто со строгой – с высокомерной Линой. И не просто спокойной – равнодушной докторшей. Может быть, в глубине души у Али и рождалась мысль – чтоб ты сгинула, проклятая! Но никогда, ни на один миг она не замышляла ее убить. Наоборот, стала теряться в ее присутствии. Особенно когда они оставались одни. Ей казалось, что когда-нибудь они должны броситься друг к другу со словами: «Сестренка! Милая!» И что тогда делать, Аля не знала. Ей думалось, что иногда она читала эту же мысль в глазах Лины. Но, по-видимому, она ошибалась. Призналась, что несколько раз заглядывала в сумку Лины, потому что увидела, что та накануне получила какое-то письмо. Захотелось прочесть или хотя бы посмотреть обратный адрес.
- Но изъять письмо у меня так и не получилось…
- Изъять? Украсть, - поправила я.
- Нет, не украсть. Я ведь обратно бы все положила. Вот блокнотик ее посмотрела, и – на место его.
Жизнь Али стала представлять из себя черно-белые полосы. Злость к сестре кидала ее в темноту и пустоту. Стремление понять, простить – возвращало к нормальной жизни и ожиданию ответного чувства. А его не было.
- Знаете, дошло до того, что при появлении Лины у меня начинала болеть голова… И тогда я уходила на лестничную площадку. У меня был ключ, - призналась Аля.
И, не дожидаясь, пока мы спросим, зачем на площадку, продолжила:
- Там есть стена с очень интересным рисунком, можете сами посмотреть. Сделал кто-то из больных. Граффити. Очень успокаивает.
- Это – остров в океане? – спросила я.
- Да. Ты видела, Наташа. Ведь правда, здорово?
Странно, я тоже долго не могла оторваться от этого рисунка. Какие-то ледяные глыбы в океане, и – остров с деревом, возле которого – трещина… А дерево не дает острову расколоться. Оно держит его своими корнями. И ледяные глыбы как бы отступают. И волны успокаиваются.
Аля возле этого рисунка. Вот чьи возгласы с лестницы были тогда слышны…