И сегодня он не отправился на очередную акцию солидарности с чьей-то очередной выходкой, или протеста против какой-либо глупости, а просто отдыхает, овеянный домашним теплом. А сейчас вот сядет играть с сыном в шахматы. Васенька играет очень хорошо, Нина давно научила его этому искусству. Он же доведет игру сына до совершенства, потому что играет прекрасно. А в молодости даже вел занятия в детской шахматной школе.
Запах рыбного пирога, не удержавшийся на кухне, побежал по всем комнатам.
- Готов! Ваш любимый – с семгой, - оповестила своих мужчин Нина. – Только подождите минут десять – пирог должен отдохнуть.
Семейную идиллию прервал телефонный звонок. Нина услышала голос Зои Алексеевны. Она звонила из больницы.
- Ниночка, мы перенесли сюда штаб нашего детективного агентства. Все еще разгадываем тайны известных вам погибших женщин.
- Да, да, я поняла.
- Прошу вас – вспомните тот день, когда вы замазывали цементом щели в больнице.
- Что именно мне надо вспомнить?
- Тут вот какая история… Пропала коробочка из сестринской. Она небольшая – ну, вы же видели, вторая-то коробочка осталась.
- Да, помню. Видела.
- Так вот. Мы предположили, что пропавшая коробочка могла быть где-то спрятана. Причем заранее никто никакого тайника не готовил. Все получилось спонтанно. Возможно, была такая щель, в которую эта коробочка могла поместиться. А? Вы же там все обследовали, чтобы Альберт Валентинович не простудился…
- Да, конечно. Обследовала. Но… И в палате его, и в туалете щели были узкие. В них дуло, это были плохие щели, но коробочке там уж никак бы не поместиться… Я их тогда быстро заделала. Работы не очень много оказалось. У меня еще и цемент остался.
- Мам, да ты ведь и в коридоре еще стены заделывала. На лестнице, помнишь?
- Нина, там сынок ваш что-то подсказывает про коридор…
- Ну да. Цемент-то, говорю, остался, так я про коридор и вспомнила. Дырки там видела. Моему Альберту Валентиновичу они, правда, не мешали, но я решила – раз уж есть возможность, так это доброе дело я и сделаю.
- Мам, а зачем они тебя про это спрашивают?
- Ниночка, а дайте-ка вы трубку своему Василию…
- Зачем, Зоя Алексеевна?
- Да вы не беспокойтесь. Просто мне хочется поговорить с Василием Альбертовичем…
- Да… пожалуйста. Вася, это Зоя Алексеевна, она частный детектив. Хочет с тобой поговорить.
- Классно!
- Вася, а ты ведь знаешь, где твоя мама в коридоре на лестнице щели цементировала?
- Ну да. Я же тогда у нее на работе был.
- Я услышала, как ты поинтересовался, что мы ищем. Коробочку. Прозрачная такая коробочка, небольшая.
- Да знаю я. Видел.
- Где?
- Зоя Алексеевна! Вы только не подумайте, что я плохо себя вел. Просто мама сказала, что пойдет на лестницу, и я отправился за ней. Не сразу, правда. Пришел, но мамы там не было. Я стал рисунки на стене рассматривать. Там дерево интересное было нарисовано, у него ствол уходил в самый пол, прямо в щель. Получалось, как будто там дупло. И я присел на корточки, чтобы посмотреть, что же там на самом деле. А там и была коробочка. Тут тетеньки какие-то пришли покурить, больные, в халатах больничных, вот я и не стал коробочку трогать. Не хотел, чтобы видели, как я беру чужое. И вообще они на меня так смотрели… Хотели, чтобы я поскорее ушел.
- А потом ты туда вернулся вместе с мамой, да?
- Ну да. Там уже никого не было.
- И ты эту коробочку, конечно, вытащил?
- Конечно, нет! Не успел. Мама тут подошла с цементом, и – тяп, ляп! И нету дырки!
- А коробочка?
- Так она там осталась!
- В стене?
- Получается, что в стене…
- И ты можешь показать это место?
- Ну конечно!
- Дай маме трубку! Или папе!
О пироге пришлось на время забыть. Семья Альберта Валентиновича в полном составе прибыла в больницу. Главный свидетель Васенька сиял от своей значимости – ему уже сказали о важности этой коробочки для раскрытия запутанного дела. Вся группа заинтересованных прошла в коридор, на лестницу. Вася спустился на один пролет и уверенно подошел к стене, где красовалось несколько цементных пятен. Он указал на самое большое, расположенное ниже всех, почти у пола.
- Вот здесь. Расколачивайте. Она точно там. И еще я забыл вам сказать… Когда эти больные курили, они говорили, только почему-то шепотом – может, из-за меня, об этой вашей Лине Георгиевне, которую убили…