Леонид Гаврилович как будто воочию увидел эту странную и страшную картину - вытащенный из петли полумертвый мужчина на земле, в полутьме, женщина-доктор, вдыхающая в него жизнь… Принесли носилки, фонари. Осветили лицо самоубийцы. Никаких признаков жизни! Вот тогда-то в мгновение ока и распространилась среди персонала страшная весть – известный, уважаемый доктор Георгий Иванович Селин покончил с собой! Но Тамара Владимировна не оставила своих попыток оживить коллегу и это ей удалось!
- Вы знаете, когда веки его дрогнули, губы зашевелились, я словно родилась заново. Но, помню, такая злость была в душе! На него. Господь подарил ему жизнь, по профессии своей он – спаситель, а что на деле? Я несколько часов просидела у него в реанимации и все шептала – ах, Георгий Иванович, Георгий Иванович, как же вы могли…
- А Лина Георгиевна? Как она на это прореагировала?
- А вот и не знаю. Тогда она у нас еще не работала. Дело в том, что мы, посовещавшись, решили никому ничего не говорить. И ей тоже. Чтобы по городу не поползли ненужные слухи. Она, так сказать, попала под раздачу. Да и… Она ведь ему неродная, он ее удочерил. И когда эта Лина Георгиевна пришла в наш коллектив, я поняла, что мы тогда правильно сделали. Это – человек с изломанной психикой…
Так Леонид Гаврилович убедился, что его догадка насчет родства доктора Лины и медсестры Али была правильной. Собственно, при более тщательном полицейском расследовании это можно было установить сразу же, но на сыщиков тогда свалилась сразу масса криминальных происшествий, а людей после реорганизации органов внутренних дел и проведенных там сокращений осталось явно недостаточно. Он попросил свою спутницу сказать о причинах такого печального вывода, осторожно добавив, что человек с изломанной психикой наверняка не должен заниматься исцелением людей, так как может плохо на них воздействовать.
- Ну, вообще-то она хирург… Была… А ведь вы правы – она ушла из отделения и стала работать в поликлинике. Возможно, боялась, что ее состояние может сказаться на операциях. Да, да, так оно, видимо, и было. Просто никто тогда об этом не задумывался. Вопрос написан у вас на лице. Да потому, что никто не был с ней близок. Она ни с кем не дружила. Вы вот меня-то разыскивали почему? Да потому, что только я с ней и общалась, только у нас были более или менее доверительные отношения. Но ей не нравилось, что я ее жалела…
- А она нуждалась в жалости?
- До сих пор не знаю. Она жила прошлыми обидами, трагедией, которая была много лет назад. Это гири, которые на ней висели. Потому и семьи не завела. Я ее убеждала – надо все отринуть, забыть, начать жить заново. Но ее душа настолько крепко все в себя впитала, что словно зацементировалась.
Тамара Владимировна упомянула и о родном отце Лины, к которому дочь ездила время от времени. В последние годы он уже никого не узнавал и такие поездки вызывали у Лины лишь досаду – отец так ни в чем и не раскаялся, ни разу не вспомнил об их исчезнувшей матери…
- А ведь исчезла-то она по его вине!
- Вот как?
- Ну да. Их отец влюбился в какую-то свистульку и хотел на ней жениться. Об этом мне и Жулиана говорила…
- Жулиана?
- Ну да. Сестра Лины. То есть – Каролины. Она Линой-то стала намного позже, когда Селины ее удочерили.
- Какие имена…
- Да уж, папочка постарался. У этих артистов в голове иногда такое творится… Я вот Жулиану-то ни в жизнь бы не запомнила, но у меня собачка есть Жулька…
Тамара Владимировна погладила липу, под которой они стояли, и пошла по тропинке обратно в клинику.
- А вы погладили дерево потому, что оно не дало Георгию Ивановичу умереть?
- Я не дала. Ну и оно – тоже. А вот признайтесь, зачем вы меня обо всем этом спрашиваете, а? К чему эти подробности?
- Простите. Я главного вам не сказал. Лину Георгиевну отравили – и надо понять, кто это мог сделать и почему. Тут мои расспросы не должны вызывать сомнений. Я ведь еще о врагах ее вас не спросил и о том, кому ее смерть выгодна. Но дело еще и в том, что сама убитая тоже подозревалась в… убийстве! Но эти подозрения оказались несостоятельными. Хотя…
- Кто? Лина? Да никогда!
- Хм… А изломанная психика?
И тут на голову Леонида Гавриловича обрушился целый поток психологических терминов и выводов, из которых выходило, что такие люди, как Лина Георгиевна, ранят прежде всего сами себя, но совершенно неспособны покуситься на чью-либо жизнь. Что у них бывают вспышки гнева, которые, как правило, не имеют выхода, а потому расшатывают собственную родную психику. Что между этими вспышками такие люди покорно несут свою ношу, не пытаясь ее сбросить. Более того, их разум, их психологический строй как бы питаются содержимым этой ноши и уже не мыслят себя без нее. Они этим живут. Потому и одиноки. Им просто никто не нужен – они как бы запрограммированы нести такой жизненный груз.