Мы молчали. Мы были с ней согласны. Рисунок Зои Алексеевны на столе, который она для наглядности расцветила фломастером, пестрел извилистыми линиями и был все еще во многом загадочен. Вопросы оставались. А так ли все было? И не покончила ли уважаемая Лина Георгиевна с собой, устав от бессмысленности существования? Факты говорили одно – Лина бросила в стакан с водой, предназначенной для Аллюр, Алину таблетку и потом спрятала Алину коробочку из-под лекарств. Наверное, она нечасто в жизни ошибалась и не привыкла сомневаться в своих действиях. А так ли уж одинаковы были те две таблетки – невинная, от простуды, и с ядом? И я, всегда ругая себя за подозрительность, все-таки волочу за собой тяжкую ношу-вопрос: кому была выгодна смерть Лины Георгиевны и кто теперь окажется владельцем прекрасной московской квартиры и прочего имущества, завещанного погибшей родителями Али? Ей и выгодна. Но, глядя на нее, измученную, явно постаревшую за эти дни, не могу я задать этого вопроса! Однако чувствую, что он прямо витает в воздухе. И она, Аля, это тоже чувствует. И потому лихорадочно ищет зацепки, чтобы мы ей поверили. Берет со стола схему, нарисованную Зоей Алексеевной, внимательно ее разглядывает и вдруг говорит, что надо найти свидетеля. Какого? Оказывается, того, кто мог видеть, как Лина прятала коробочку.
- Хм… Если она ее действительно прятала, - все-таки заметила я, не выдержала.
- Конечно, прятала! Иначе бы моя коробка не исчезла!
- Да у вас в сумочке – такая же. Может, это она и есть?
Ах, как я себя ругаю за несдержанность! Потому что всегда и всех подозреваю в плохих поступках. Иногда мне кажется, что и себе-то я верю с оглядкой.
Аля подошла ко мне близко-близко и тихо сказала:
- Я ту коробочку выбросить хотела. По одной причине. У нее края – порезаться можно! Как об нож. А у этой моей – смотрите, все нормально.
Да. Нормально. Так за чем же дело стало? И оно, это дело, не только в свидетеле, который мог видеть, как прятали коробочку. И кто прятал. Никакого свидетеля может и не быть. Надо найти саму коробочку. В коридоре так в коридоре! В день убийства обыскали все отделение – никаких коробочек! Значит, и правда что-то может скрывать лестница. Но там некуда ничего спрятать. Хотя… Там работала Нина. Довольно наблюдательная Нина. И она заделывала щели в стене. Замазывала их цементом. Может, она что-то заметила? Хотя если бы заметила, то давно бы сказала об этом. Но это же все просто. Стоит только позвонить Нине, и, возможно, все встанет на свои места.
Оказывается, такая мысль посетила не одну меня. Щели и цемент… Большие щели.
- Аля, а там могла поместиться коробочка? – спросила Зоя Алексеевна.
- Конечно, могла. Это я уж потом сообразила, когда Нина самые большие щели заделала.
Так - расколотить весь цемент в этом загадочном боковом коридоре, и все дела! Сразу увидим, что он там скрывает, какие коробочки. И я огласила свое предложение.
- Ага! Нина-то тогда только основные щели замазала, две-три. А потом, после нее, все остальные уже рабочие заделывали. Там этих дыр было – не счесть!
- Так ведь Нина может нам показать, над чем она трудилась тогда.
- Ты права, Наташа. И сейчас мы потревожим нашу молодоженку. Пусть летит к нам из своего гнездышка, - сказала Зоя Алексеевна.
У нее было очень довольное лицо. И я сделала вывод, что наша предводительница считает это сложное дело практически уже законченным.
Леонид Гаврилович Серженко попросил не гнать лошадей. Он доложил своему начальству, хоть и временному, ибо находился здесь в командировке, что удалось достичь частному детективному агентству в раскрытии запутанного дела. Там были довольны – наверняка думали, что будет висяк. Серж попросил коллег прибыть на место, а именно в хирургическое отделение, и документально оформить изъятие коробочки, если таковая действительно найдется. Все всё поняли. И пока все были довольны.
Зоя Алексеевна начала переговоры с Ниной, однако потом переключилась на ее сыночка. Разговор с ребенком нас всех заинтересовал. Особенно встрепенулась Аля.
- Когда Нина с цементом возилась, он тут крутился, ее Васенька! И он мог видеть…
Мог, конечно. Но мог и не видеть. Что ж, поживем – увидим!
Глава 24
Когда наступает рассвет
- Папа!
Волна нежности и безграничного доверия коснулась Альберта Валентиновича. Он замер.
- Папа! Почему ты молчишь?
- Я слушаю. Ты ведь первый раз назвал меня папой…
- Ну да. А тебе это понравилось?
- Меня никто и никогда еще так не называл…