Она медленно покачала головой, и на ее лице появилось выражение сожаления и боли.
— Я совсем не об этом. Я, ты… ты должен знать, кто… Это был Алан Мархам.
— Кто этот Ала… Боже правый! Сенатор Алан Мархам — тот человек, который домогался тебя? — Джек подскочил с дивана. Эти слова шокировали его, и он почувствовал, как сердце с безумной яростью застучало в у него в висках.
— Да, только тогда он еще не был сенатором. Он тогда только выдвинул свою кандидатуру. — Эйприл поднялась с дивана и подошла к окну. — Мой отец оказывал ему серьезную поддержку в проведении предвыборной кампании.
Джек теперь ясно увидел всю эту отвратительную картину, собранную по кусочкам.
— Если во всем этом была замешана политика, то можно себе представить, какую чудовищную кампанию по твоей травле они развернули. Постой, а твой отец, случайно, не помогал ему финансировать эту клеветническую…
Эйприл повернулась к нему лицом.
— Нет. Но я совсем не уверена в том, что он не стал этого делать, потому что не хотел. Мне кажется, что там могло быть грязное столкновение интересов.
Джеку было абсолютно ясно, что Эйприл чувствовала желание отца поддержать Мархама.
— Но почему я не помню этого дела?
— Десять лет — большой срок, может быть, ты в то время был в какой-нибудь заграничной командировке.
— Может быть. И все-таки, что-то здесь не складывается. Подожди минутку. Вполне вероятно, что меня тогда не было в стране, но ведь Франклин-то был в Штатах. Но фамилия Морган не…
— А фамилия де ла Торре тебе о чем-нибудь говорит? Я — Эйприл Мария де ла Торре. Морган — девичья фамилия моей матери. Когда я приехала сюда, я решила сменить фамилию — ведь меня могла выследить пресса, а мне не хотелось впутывать дедушку в мою историю.
— Твой дедушка не отвернулся бы от тебя.
Ее рассеянный взгляд тотчас же стал сосредоточенно-острым.
— Откуда ты знаешь?
Джек удрученно подумал, что она все еще не до конца доверяла ему.
— Я говорю так потому, что когда ты рассказывала мне о нем, твое лицо становилось по-детски мечтательным и простодушным. — Он поднял брови, передразнивая ее. — Да, Эйприл. Эта прекрасная часть тебя не умерла, и, мне кажется, твой дедушка имеет к этому самое непосредственное отношение.
Ее губы дрогнули, и он сделал два шага в ее сторону, но тут же заставил себя остановиться.
— Подойди ко мне. — Он не протянул ей навстречу руки: то ли какая-то инстинктивная гордость, то ли желание проверить ее чувства удержали его от этого естественного жеста. Он не хотел думать, почему. Он просто подсознательно ощущал, что она сама должна подойти к нему.
— Что, если я так и сделаю?
Эта последняя попытка обезопасить себя в случае, если она превратно истолковала смысл его слов, заставила его почувствовать прилив горячей волны, жаркой пеленой застлавшей его глаза. Ее дед был не в силах оградить ее от всех жизненных неурядиц и проблем, и в этом момент Джек вдруг понял, что ему хочется заботиться о ней, оберегать с той же лаской и нежностью, с какой относился к ней старик.
— Честно? — Его слегка насмешливая улыбка отразилась на ее лице легким подергиванием губ. — Радость моя, если ты придешь сейчас в мои объятия, то я, черт возьми, докажу тебе, что каждый раз, входя в твою комнату, обязательно сумею заслужить тот самый мечтательный взгляд.
— Самоуверенный хвастливый болтунишка, — ответила она, задохнувшись рыданием и опрометью бросилась ему на шею.
Джек подхватил ее под мышки и прижал к своей груди. Ее губы растворились в его губах, а пол был где-то далеко-далеко внизу. Он долго держал ее так, в своих руках, вкладывая в свои жадные поцелуи все сдерживаемые прежде эмоции, выход которым открыло ее доверие к нему. Внезапно он понял, что одних поцелуев им будет мало.
— Пьем кофе или в постель?
Только через несколько секунд до Эйприл дошел смысл его слов. Она густо покраснела. Но это не была краска смущения. Она хотела его.
— В постель.
Сказав это, она посмотрела в глаза Джека, которые из светлых стали вдруг превращаться в черные — его зрачки расширялись так же быстро, как росло его желание.
Он подхватил ее на руки, одной рукой поддерживая под ноги, а второй изо всех сил прижимая ее грудь к своей груди, и направился к дверям спальни. Их ждала кровать королевских размеров, подойдя к которой, Джек осторожно поставил Эйприл на ноги, выпустив ее из своих рук.
— Ты знаешь, как невероятно трудно мне было проститься с тобой прошлой ночью у дверей твоего бунгало?