Банкир мог бы перечислить беспрецедентные меры безопасности и предосторожности, направленные на то, чтобы сокрыть от общественности, от своих тайных и явных недругов сам факт работы над изготовлением дубликата Комнаты. Не обошлось без эксцессов, есть и человеческие жертвы — те же братья Беловы погибли в начале этого года в «автокатастрофе». Ну и что из того? Где настоящее искусство, там и кровь. «Вещица», изготовленная в тайном порядке, помимо секретных мазей, проварена в человеческой крови — а ведь это только начало! Воистину Комнату Уолтмэна— Казанцева ждет судьба самых скандально известных произведений искусства.
То, что Розанова может сейчас воочию лицезреть «вещицу», — случайность. Еще чуть больше месяца назад «новодеды» собирались вывезти в одну из европейских стран, а оттуда в Штаты — к его новому хозяину. Но бурные события весны и начала лета не позволили выдержать график, и, поскольку с транспортировкой шедевра возникли определенные сложности, решено было на время разместить его в «сейфе» — в смонтированном виде, на этом уже настоял сам Казанцев.
Теперь они могли на пару с Уолтмэном сказать: мы сделали то, что не смогла сделать ни одна из двух мировых сверхдержав — вернули цивилизации красивейший самобытный шедевр. Правда, Дэвид вряд ли бы поторопился с подобного рода заявлениями. Как и Казанцев: уговор был таков, что в ближайшие несколько лет Комната открыто экспонироваться не будет. Уолтмэн сам решит, когда ему сделать сенсационное заявление, поскольку Комната — его фактическая собственность.
— Где и когда будет экспонироваться Комната? — словно заглянув в его мысли, спросила Розанова, адресуясь, правда, к Ломакину. — Нельзя держать такую красоту… взаперти!
— А зачем, Лена? — ответил за художника банкир. — Зачем метать бисер перед свиньями? Народ? Общество? Быдло… Российское государство? Ведь страна, считающая себя великой и славной своими историческими и культурными свершениями, не удосужилась за пятьдесят с лишним лет воссоздать заново утерянный шедевр!
— Значит, это, — Розанова сделала рукой круговой жест, — не для народа, не для нас, потому что мы — быдло?
— Лена, — попытался вмешаться Ломакин, — не порть праздник!
— И не для нашей страны, потому что мы нищие, у нас нет денег на культуру, потому что все разворовано такими, как вы, потому что вы продали нас и свою страну одному из тех, кому, я так понимаю, захотелось «с устатку» еще заполучить в свой дворец и «настоящую» Янтарную комнату?
Банкир давно уже держал в руках бутылку «Дом Периньон», Ломакин готов был подставить под пенящуюся струю шампанского фужеры. Пробка, более не придерживаемая пальцем, хлопнула, шипящий фонтанчик выплеснулся из бутылки наружу, мимо фужеров, Ломакину на костюм и брызгами на зеркальный паркетный пол.
Розанова пристально смотрела на побледневшего до синевы «янтарного барона», амбициозного, с гипертрофированным самомнением человека, монстра, по выражению Наты Кожуховой, и ей отчего-то стало смешно.
Пытаясь совладать с собой, Лена закусила нижнюю губу, затем сжала пальцы в кулачки. Когда имеешь дело с монстром, следует быть предельно осторожным, не дай бог разгневать его чем-то, вывести из равновесия.
Своды Янтарной комнаты, панели и зеркала расколол громкий женский хохот.
— Не вмешиваться! — дал команду Шувалов. — Ограничимся пока ролью наблюдателей.
Едва успели расположиться на подступах к зданию банка, как с Ленинского к решетке внутреннего двора и проезду в подземный гараж свернули две машины: черный «Ниссан», а за джипом «Форд-Скорпио». Служебная машина Карсакова нырнула в слабо освещенный проем гаража, «форд» припарковался таким образом, что закрыть теперь гараж вряд ли получится — одна из сдвигающихся половинок заблокирована корпусом машины.
Еще более странно было увидеть выбравшихся из «Форда» наружу людей, а рлюс к этому еще и не запертые на площадке ворота.
— Сколько у Кондора «штыков»? — произнес в рацию Шувалов.
— Вместе с ним — четверо, — доложил Глеб. По обыкновению, Тихий умудрился занять «центровое» место в ложе для зрителей. — Сам Кондор приехал в джипе с Карсаковым. «Ниссан» в гараже, в данный момент я их не вижу…
Бушмин, не обращая внимания на косые взгляды трех «полканов», приставленных к нему на время Бочаровым, дожидался на диванчике в приемной завершения «киносеанса». Андрей курил уже вторую по счету сигарету, охранники нервничали и выглядели отчего-то обескураженными — они видели, как визитера вели по коридору, и стационарные металлоискатели арочного типа, установленные в трех местах, каждый раз издавали тревожные звуки сигнализации.
Из дверей показался Бочаров. Вид у него был, как и у Карсакова, задумчивый. Он сердитым жестом приказал «полканам» убраться в коридор, затем отрешенно посмотрел на «гостя»:
— Продолжение кассеты?
— В обмен на Розанову.
Двое силовиков Казанцева переглянулись. Судя по всему, какое-то общее решение они уже выработали. Должно быть, их живо интересует содержание «второй серии» — кто, когда и при каких обстоятельствах должен избавить господина Казанцева от его верных «полканов».
— Предположим, мы подпишемся на ваши условия, — медленно, делая усилие над собой, произнес Бочаров. — Мы вас выпустим, а где гарантия, что…
— Вы оба знаете, что Бушмин слов на ветер не бросает, — не дал ему договорить Кондор. — С моей стороны сделка будет честной.
Бочаров смерил его тяжелым взглядом.
— Пройдемте в кабинет. Там у меня оборудован лифт.
Что ж, Бушмин прекрасно понимает состояние этих двух людей, особенно Бочарова, который близок к «янтарному барону», как никто другой. Да, они получают на своей службе высокие оклады, но и Казанцев, мягко говоря, им тоже обязан. Вот сегодня, к примеру, любой из этих двоих мог оказаться внутри одной из сгоревших дотла машин…
Кое-как разместились втроем в тесноватой кабине лифта. Бочаров нажал кнопку. Кабина тут же плавно скользнула вниз. И прежде чем распахнулись двери лифта, почему-то все разом сверились со своими наручными часами — словно хотели запомнить точную дату предстоящего события.