Он продолжает ей что-то втирать мягким голосом.
Аверьянов в восторге. Слышу это в каждой ноте его скабрезного шепотка. И он трепещет… Его хамоватая уверенность сбита. Детка не мажет!
Искоса продолжаю ее разглядывать вместе с ним.
Серьги — жемчужные лаконичные гвоздики. На безымянном — ажурное золотое колечко. Ногти без лака, коротко пострижены. На запястье персиковая ниточка фенечки.
Усаживаю ее на пуфик, помогаю надеть кеды. Светлоперсиковые, без всяких украшений. С утолщенной подошвой, делающей ее щиколотку зрительно еще тоньше.
И они как по волшебству завершают ее образ, превращая в юную девушку. Немного неловкую и неуверенную. Постоянно ищущую мои глаза. И краснеющую… да!
И даже зная всё, мне нестерпимо хочется спрятать ее от их сальных взглядов, отмыть, и напоить Асиным какао.
Чудовище…
«Лови волну…». Такой вот психо сёрфинг в болоте.
Окей! Если уж мы попали в такой водоворот, то тупить действительно не надо.
Проходим внутрь. Диваны, кресла, накрытый невысокий стол. За диванами из темного каленого стекла дверь в сауну.
Сидя на креслах беседуют две дамочки. Да это паноптикум просто! Хотя. Чего я ожидал? Аристократичных и молочных?
С первого взгляда видно кому из них какая принадлежит.
Поздоровавшись без лишнего рвения к лобызанию рук, я сажусь на диван, в угол, усаживая Женю к себе. Она кладет ногу на ногу. Аверьянов искоса смотрит на ее ноги. И я шлепаю ее по коленке.
— Ева. Сядь правильно, — чуть слышно, но всё также давяще.
Только чтобы он слышал. Мы пока играем на одного зрителя.
Женя послушно снимает одну ногу с другой, чуть разводя колени. И складывает руки между ними на платье, сцепив их в замок. За талию я подтягиваю ее ближе. Поправляю волосы.
Подхватив рукой за подбородок, разворачиваю к себе в полоборота.
— Ты хочешь пить? — выделяю я последнее слово, напоминая, чтобы была аккуратна и следила за тем, что глотает.
Так как прецеденты были!
Аверьянов садится в метре от нас.
Его глаза постоянно сползают на ее коленки. Женя как бы на автомате натягивает платье чуть ниже, под его взглядом.
— Сядь спокойно, — убираю я ее руку. — Всё хорошо.
Пусть облизывается…
Он представляет нам женщин.
— Полина, супруга Павла Михалыча.
Я разглядываю их женщин внимательнее.
Полина — тридцать два — тридцать четыре. Взгляд оценивающий и прожженный. Слишком пышная для своего невысокого роста. Низкое декольте и шарообразная грудь четвертого размера. Каштановое каре. Очевидный абгрейд на лице — ресницы, губы, скулы, неестественно тонкий нос, когда по типажу ей явно напрашивается небольшая горбинка. Выраженный скульптурный макияж в попытке сделать лицо более рельефным. Темные тона корректора делают ее старше и удешевляют общее впечатление. Много массивного золота — уши, шея, пальцы. Пальцы… Острый длинный маникюр со стразами…
Вздыхаю, не в силах сдержать идущую изнутри эмоцию. И закрываю на мгновения глаза, чтобы привести взгляд в благожелательное состояние.
Во вкусе Баныгина. Ну и это, конечно, не жена. Это любовница. С его супругой я уже знаком. Думаю, Аверянов сделал для него исключение в связи с утратой товарного вида официальной супруги.
Мне, собственно, по…
— Машенька, моя супруга! — выразительно улыбается он.
Машенька хлопает мне веером коровьих ресниц. Да, Женя не ошиблась. Машенька молода. Лет двадцать? И Машенька тоже ловит волну, чтобы качать бабки из постаревшего скабрезника. Весь ее образ… Пародия на нимфетность. Пародия. Исключая, пожалуй, стрипы с прозрачным каблуком. Это мало имеет отношения к отрочеству! Они усиливают ощущение карикатурности. Неужели так примитивна у них фантазия? Фасон ее платья — стилизованный беби-дол с кукольной розовой юбкой, превращает задуманную детскость в банальную пошлость. Особенно в сочетании с перекаченными перламутровыми губами и слишком яркими глазами. Smokey eyes, твою мать? В сауну-то? Но если и это устраивает нашего зрителя, то… И да — светлые кудри на голове. Я, б**ть, в восторге!
— Очень приятно, — с выразительной улыбкой смотрю я по очереди каждой из них в глаза.
Они обе прищуриваются, меняя позы и пытаясь чуть дольше удержать мой взгляд. Все в курсе, что я потенциально могу сегодня развлечь их обеих. И я не собираюсь разрушать эту иллюзию. Им хочется! Это нормально… Мало радости в постаревших, обрюзгших любовниках.
Сдавливаю бедро Жени.
Она выдает что-то вежливое и невнятное тихим голосом.