— Ты будешь делать то, что я скажу тебе.
Киваю.
— Ты отдашь мне Алину… я буду разговаривать с ней… я отремонтирую ее…
Черт с ней.
— Мы выведем Андрея… правильно настроим… выпустим в сообщество… останемся как наставники…
Ты выживешь, десантник.
— Кирь увольняется сегодня…
Конфликт решен. Хорошо.
— Асю на пару недель я отправила к своим…
И это тоже хорошо… Ася будет переживать, если увидит меня таким.
— На следующей неделе мы подаем с Димой на развод.
— Поздно…
— В смысле?
— Я уже развел тебя. Прости. И мы уже «подали» с тобой заявление.
— А я уже говорила тебе, что до сих пор поражаюсь степени твоей наглости?
— Ты запретила мне чувствовать вину…
— Можно подумать хоть капля ее возникла по этому поводу!
— Я всего лишь облегчил тебе всю эту бюрократическую возню, которую ты не выносишь.
— Ах, помолчи, лучше! Влепила бы тебе сейчас… Но ты позаботился об этом раньше.
Не очень ласковое прикосновение к челюсти. Больно… там явно гематома…
Молчу… Будем считать, что мне тяжело вступать в споры после операции. Тем более, что это тоже правда.
— Олег… Тебе нужно отдохнуть… восстановиться… побыть одному…
Да…
Но… Нет!
Еще пару маленьких глотков.
— Вернись домой, моя девочка… прошу тебя… не прикоснусь никогда больше к твоему ключу.
Молчит.
— Женечка…
— Хорошо… — кивает. — Наверное, отец моего ребенка заслуживает еще один шанс.
— Причем здесь отец твоего ребенка?
Вздыхает, закатывая глаза.
— Ладно, спишем на наркоз… Отдыхай. Завтра заеду.
Поцелуй в висок.
Стук каблуков…
Мое сердце стучит так, словно в курсе, что она имела в виду.
Я — нет.
Подтягиваюсь еще выше, присаживаясь. В глазах темнеет.
Останавливается в дверях.
— Аронов…
— М? — никак не получается поймать ее силуэт в фокус.
— Ты просил сделать это, когда дашь мне всё. Так вот…
Что происходит?..
— Женечка?..
Больно, черт возьми… Больно! Глубоко внутри. Где-то совсем не в теле.
— Не уходи сейчас… — не знаю, вслух ли говорю, но она слышит.
Возвращается. Садится сзади. Рука скользит под моей ложась на сердце… губы вжимаются в шею… прижимается щекой к моей спине…
— Хочешь… я тебе почитаю… Любимый мой?
Я киваю… мое сердце хочет в ее руку.
— Говорят, на свете живет дракон, говорят, страшней его не найти, мол, он враг человеческий испокон, искушает людей, сбивает с пути. Говорят, что кожа его — гранит, говорят, в глаза ему не смотри — мол, завертит, закрутит, заворожит, заморозит каждого изнутри.
У дракона шкура темна, сера, а еще он быстрее любой змеи. Пролетают мимо века, ветра, он — почти скалою во тьме стоит.
Есть принцесса, дворец ее далеко, косы рыжие, порванные штаны. Она знает, что где-то живет дракон (выдох пламенный, зубищи жестяны). Королеве нужен хороший зять, и король на дочку опять сердит, но принцесса мечтает однажды взять и дракона
самостоятельно победить.
Горизонт серебрян, необозрим, поднимаются горы в неровный ряд.
То ли это мы легенды творим,
то ли это легенды тебя творят.
Песня сложится за твоей спиной, золотое солнце войдет в зенит, и принцесса едет на смертный бой, и копье о щит жестяной звенит. И влетает, как рыжая стрекоза (правда, что ль, он пламя рождает ртом?)…
Но они замирают глаза в глаза,
и становится сказка вдруг не о том.
Всех, кто сегодня счастлив — боже благослови,
где-то в душе рассказчика мерзко скребутся черти.
Понимаешь. Любая сказка — она всегда о любви,
даже если кажется, что о смерти.
Просто законы — справедливы, хотя и злы.
Тот, кто горяч — никогда не сможет согреться.
Это неправда, что драконы умирают от старости или стрелы.
Они умирают от любви,
что не помещается в сердце.
Входит ночь во дворец, темноглаза, тепла, боса,
затихают шаги, умолкают все голоса,
и в свои покои идет королева,
и никто не хочет попадаться ей на глаза.