«Пришла наконец-то!» — мягкая улыбка скользнула по Нининому лицу.
— Ой, Нинка, новости слышала? — с порога закричала Таня, как только ей открыли дверь. — Нашли! Понимаешь? На-шли…
Сбросив на пол вещевой мешок, Таня подхватила подругу и, громыхая кирзовыми сапожищами, завальсировала с ней по комнате.
— Господи! — Нина остановилась, не разделяя пока Таниного восторга. — Разденься прежде. Грязи-то нанесла!
Таня продолжала неистово кружиться и, чтобы не испытывать больше терпения подруги, громко запела-задекламировала в такт вальсу:
От неожиданности Нина присела на кровать. Девять дней не было никаких известий о судьбе славных советских летчиц Расковой, Осипенко и Гризодубовой. В тайгу шли жители местных селений, красноармейцы, охотники. Десятки самолетов кружились над местами, где мог совершить посадку отважный экипаж самолета «Родина».
— Танюша! — Нина, всегда сдержанная и серьезная, бросилась к подруге и крепко обняла ее. — Это же замечательно! Нет, правда, Танька? Не разыгрываешь?
— Честное комсомольское!
— Здорово!
— Здорово — не то слово. Иначе и быть не могло!
— Тише. Сосед проснется, задаст нам жару.
— Гриша? О! — Таня широко улыбнулась. — Сейчас я его удивлю. Сейчас, дай только сапоги сниму… По радио передавали, значит, завтра в газетах будет.
Пыхтя и изворачиваясь, Таня стянула сапоги. Хорошенько умывшись с дороги, она достала из вещевого мешка новые туфли.
— Та-анька! — ахнула Нина. — Какие красивые! Купила?
— Ага. Ну, как я выгляжу? Модно?
— Еще бы!
— Люблю шикарно одеться! — произнесла Таня тоном заправской щеголихи, но, не выдержав до конца своей роли, расхохоталась. — И ты, Нинок, туфли надень — праздник! Чай горячий?
— Трижды согревала.
— Чудесно. Напьемся на радостях.
Таня выбежала в сени.
Она быстро сходилась с людьми и, хотя Григорий Кириллович работал в школе месяц с небольшим, в первые же дни знакомства перешла с ним на «ты» и называла запросто Гришей.
— Гриша, к нам! Вставай немедленно!
— Сумасшедшая да и только! — вскрикнула Нина, но поспешила достать из-под койки свой чемодан.
— Сейчас придет, — сказала Таня и снова кинулась к вещевому мешку.
— Что там еще, в походном ранце? Держи, это гостинцы от мамы. Это надо в кладовку. Нин, смотри: теперь у нас книг по методике — завались. Рада? И еще рассказы Чехова, «Фома Гордеев», а вот Короленко — «История моего современника».
— Молодчина ты у меня, — сказала Нина. — Да только зла на тебя не хватает. Ходишь в такую темень одна, с громадным мешком.
— Подумаешь, какой-то десяток километров! — рассмеялась Таня.
— Ладно, садись, потом с книгами разберемся.
Таня сняла косынку. Волосы у нее были короткие, «под горку». Она легонько провела по ним рукой.
— Ой, Нинка, какой завтра урок будет! Во-первых, слово о наших героических женщинах… Жен-щи-ны, Это звучит гордо.
— А что? Это и в самом деле звучит великолепно. Ох, — засуетилась Нина, услышав стук в дверь.
— Входи, Гриша, открыто.
Таня вскочила с табуретки и, подбежав к учителю в тот момент, когда он перешагивал через порог, выпалила:
— А я из Глазова!
Гриша, Григорий Кириллович, высокий, сутуловатый юноша лет девятнадцати-двадцати, смущенно пробормотал что-то вроде «да-да».
— Вы прямо к столу проходите, Григорий, — сказала Нина, обретя уже свой обычный уверенный тон.
— Я… с удовольствием, — учитель сделал несколько шагов к столу. На нем был новый, бежевого цвета пиджак в талию и галстук в полоску, с модным узлом шириною в ладонь.
Прежде чем сесть, он кашлянул в кулак и неожиданно громко и четко, как на собрании, произнес:
— Разрешите мне поздравить вас…
— С чем? — удивленно спросила Таня.
— С подвигом ваших сестер. Здорово, ничего не скажешь!
Нина с Таней переглянулись. Потом обе в недоумении посмотрели на Григория.
— А вы… вы откуда об этом знаете?
Григорий хмыкнул и взглядом показал на стенку, разделявшую их комнаты. Девушки покатились со смеху. Григорий хотел было обидеться, но Нина с укором обратилась к Тане:
— Ну, кому я говорила — не кричать? Удивили Григория Кирилловича, нечего сказать.
— Все равно он от нас эту новость услышал, — резюмировала Таня. — Гриша, держи бокал. Отпразднуем это событие.
В Качкашуре.
Сначала попили горячего чаю, настоянного на листьях смородины. Потом Григорий принес свою гитару, и стали петь «Катюшу», «Орленка», «Нас утро встречает прохладой», «Распрягайте, хлопцы, коней». Таня запела задорную комсомольскую конца двадцатых годов: