— Ага, — Таня кивнула головой.
— Счастливая.
Таня молча взяла подругу за руку, усадила рядом.
Еще в первые дни знакомства Таня как-то спросила девушку в откровенном разговоре, есть ли у нее любимый. Зина ответила:
— Я любила одного человека, его убили на фронте. Потом пошла я.
Девушки сидели на плащ-палатке, тесно прижавшись друг к другу, и тихо беседовали о чем-то своем, девичьем.
А вскоре снова полилась недопетая песня:
— Душевно поете, — услышали девушки голос лейтенанта Григорьева. Все встали, вытянулись по стойке «смирно».
— Сидите, сидите…
Григорьев подошел к Тане и Зине, присел рядом.
— Знаю, нелегко вам пришлось сегодня, Барамзина.
Командир достал из сумки карту, сложенную вчетверо, развернул ее.
— Придется еще поработать. Станция Горки вам известна. Здесь, говорят, немцы прогуливаются, даже группами. Займете позицию вот здесь, в трехстах метрах от железной дороги. Обзор хороший. Наденьте маскхалаты.
— Есть! — вместе ответили обе девушки.
— Да! — как бы спохватился лейтенант и шумно вздохнул. — А песню… Песню потом допоете. Блинова, Прохоренко, Зыкина! — обернулся Григорьев к другим подчиненным. — Со мной!
Девушки, сжимая в руках снайперские винтовки, выбежали из помещения.
Для лучшего обзора местности Таня и Зина устроились на двух разлапистых елях, совершенно слившись с их зеленым нарядом.
Барамзина решила привязать себя к дереву, зная по опыту, что быстро счет не откроешь, ждать придется долго. Но на этот раз подругам удивительно повезло.
На самой окраине Горок расположилось несколько домов, а в просвете между ними стоял колодец. Вначале Таня решила, что он заброшен, но это оказалось не так.
К колодцу медленно, с опаской продвигались два немецких солдата, держа в руках несколько котелков. Таня и Зина видели в оптические прицелы их испуганные лица. Тотчас последовали бы два выстрела, но девушки услышали, что солдатам кто-то кричит: «Шнель! Шнель!..» Первый солдат подошел к колодцу и заглянул внутрь. А второй, потоптавшись немного, вдруг побежал обратно. Тогда из-за дома с бранью выскочил немецкий офицер. Это был тот самый исключительный момент, который решил дело полностью в пользу стрелков. Офицер качнулся и рухнул лицом вниз. Солдат у колодца перегнулся надвое, причем голова его с частью туловища исчезла в проеме. Не спасся бегством и третий фашист.
В конце мая Таня писала в Пермь:
«Дорогой мой Андрей, с фронтовым приветом! Теперь я хорошо поняла, что такое передний край. Нелегко, конечно, смерть ждет на каждом шагу, но разве это должно нас страшить. Жгучую ненависть к фашистам — вот что мы несем в своем сердце. Я уже истребила 20 гитлеровцев.
Одно плохо: что-то ухудшилось зрение. Не пришлось бы сменить снайперскую винтовку на телефонную катушку. Фронтовой привет твоим родным. С нетерпением жду ответа. Пиши сразу».
Близилось осуществление грандиозной Белорусской наступательной операции. План ее был тщательно разработан и уточнен в Ставке Верховного главнокомандования.
К фронту, преимущественно в ночное время, двигались танки, артиллерия, непрерывно доставлялись боеприпасы и продовольствие. На направлениях главных ударов по врагу было сосредоточено огромное количество орудий и минометов.
Предстояла жестокая схватка двух очень сильных, хорошо вооруженных противников.
— Дядя Саша, — спрашивала Таня Саломатина, — что-то мы засиделись, а техники всякой к нам навезли.
— Почем тебе знать, — усмехался комвзвода, — что техники навезли?
— Не слепая, — рассердилась девушка.
— Я не бог и не генерал-полковник Черняховский, но в общем-то ты права: засиделись. Большие бои будут, ты уж поверь моему опыту, будем фашистов в берлогу гнать.
В наших частях и подразделениях развернулась напряженная боевая учеба. Бойцы тренировались в форсировании рек, имитировали бои в условиях болот, преодолевали оборонительные рубежи на местности, оборудованной по типу немецкой обороны.
Усиленно готовилась к предстоящим боям и ефрейтор Барамзина. Нет, она не пристреливала свою снайперку. Не ходила в поиск. Под руководством командира взвода связи Таня училась проверять кабель, пропитывать оплетку, наращивать недостающий кусок провода.
Не зря опасалась девушка за свое зрение. Таня упорно не хотела признаваться в этом врачам, но в последнее время, особенно после нескольких часов напряженного выслеживания цели, глаза у нее застилало пеленой, начиналась резь.