Закончив Глазовское педагогическое училище, Таня получила аттестат, который документально удостоверял, что она выдержала испытания, обнаружив при этом следующие знания:
по педагогике — отлично,
по истории педагогики — отлично,
по методике русского языка — хорошо,
по методике арифметики — посредственно,
по методике естествознания — отлично,
по методике географии — отлично,
по методике истории — хорошо,
по школьной гигиене — отлично.
Восемнадцатилетняя Татьяна Барамзина стала учительницей.
СЕЛЬСКАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА
Село Качкашур, куда приехали учительствовать подруги, расположилось по обе стороны Сибирского тракта, километрах в девяти от Глазова, и насчитывало в те годы около 150 дворов.
И Таня, и Нина не раз бывали в Качкашуре во время летних походов, не раз проезжали его по дороге в Балезино, но сейчас они стали качкашурцами. И не просто жителями села, а учительницами: это звание обязывало ко многому.
Тане понравилось стоявшее почти у самой дороги длинное приземистое здание сельской школы со множеством окон: оно так напоминало ей родную школу на улице Короленко в Глазове, в которой она проучилась первые четыре года. А вот сейчас ей и Нине предстояло самим учить таких же детей, какими они были когда-то.
Над входом висел плакат: «С новым учебным годом!» В помещении был недавно закончен ремонт. Стены и пол пахли свежей краской, большая русская печка в дальнем конце коридора, полуосвещенная солнцем, резала глаза своей белизной.
Осторожно ступая по полу, хотя краска уже высохла, подруги подошли к одной из комнат и, открыв двери, вошли в класс. Таня подошла к доске и, повернувшись лицом к партам, мысленно представила себе первый урок.
— Здравствуйте. Меня зовут Татьяна Николаевна. Ребята, я буду учить вас читать и считать…
В одном из писем, отправленных в Глазов, Таня писала:
«Мама, здравствуй, родная! Дела идут неплохо. Много времени уходит на подготовку к урокам. Посещаю уроки других учителей: В. С. Горбушина, Е. П. Огневой, помнишь, я тебе рассказывала о них. Когда я слушаю Екатерину Петровну, мне хочется читать и читать, учиться и учиться.
Вчера был торжественный день у моих ребятишек, и у меня тоже. Ребята пришли в школу раным-рано, самым первым — Леня Ворончихин. Били в барабаны, пели песни на берегу Сепыча.
Помнишь, мы еще с Гутей пели не раз:
Я, наверное, выглядела торжественно (в белом Олином платье, с галстуком на шее). Пришли родители. В общем, был прием в пионеры. Я рассказала ребятам про Павлика Морозова. Потом сама повязывала им галстуки. Я сейчас комсомольский секретарь, работы хватает. Занимаюсь с неграмотными. В общем, продолжаем культурную революцию. Всех целую. Таня».
Таня быстро сблизилась с коллективом учителей, часто посещала уроки коллег. Сама готовилась к урокам тщательно, старалась применять активные методы обучения. Помогла ей глазовская столярка: многие наглядные пособия она изготовила вместе с ребятами.
Первая активистка по ликвидации неграмотности, Таня не давала покоя своим взрослым «ученикам», и уже через год эта настойчивость дала хорошие плоды: многие ее ученики могли читать и писать.
По воскресеньям Таня ходила в Глазов повидаться с родными, купить новые книги. Возвращалась иногда поздно. Так было в один из октябрьских вечеров 1938 года.
…Нина бросила в печку пару березовых поленьев. Зябко кутаясь в шаль, подошла к настенным часам, потянула за гирьку. «Давно уж пора бы ей вернуться, не случилось ли что в дороге?» — подумала она с тревогой.
Нина подошла к окну и, отодвинув банку с веткой орешника, чуть приоткрыла створку. В комнату тотчас ворвался холодный северный ветер.
Село утонуло во тьме.
Нина закрыла окно, поправила фитиль в лампе: по бревенчатым стенам, оклеенным старыми пожелтевшими номерами «Ижевской правды» и «Жизни крестьянина», заплясали тени и вскоре утихли.
Придвинув к себе стопку тетрадей, учительница низко склонилась над столиком.
В комнате установилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и шелестом переворачиваемых страниц.
Но вот скрипнула калитка, потом ее с силой захлопнули. Нина услышала знакомый топот сапог по лестнице. В дверь забарабанили.