Чего они ждали? Я видел их лица в грязных потеках смешанного с пылью пота, их усталые, напряженные, тоскливые глаза — бойцы то и дело тревожно озирались но сторонам, но все же страха в их глазах я не заметил. Несомненно, они выжидали...
Вдруг все пригнулись, припали к броне, голова танкиста скрылась в люке. Танк дрогнул от выстрела пушки. Мимо него на восток промчался второй, облепленный бойцами танк с прицепленной позади, прыгающей на своих резиновых колесах противотанковой пушечкой. Бойцы что-то кричали, показывая рукой назад. Стоявший у наших ворот танк сделал еще два выстрела, и одновременно открыли огонь пулеметчики и бойцы, вооруженные винтовками. Только автоматчики, изготовившись к стрельбе выжидали, видимо, для них было еще далековато.
На танк вскочили еще два бойца.
— Арьергард. Прикрывают... — сказал Иван Тихонович и закашлялся грудным кашлем.
Сверлящий уши свист авиабомб и три взрыва. Нашу хатенку качнуло, два стекла в окнах лопнули и посыпались мелкими осколками. Черный дым заволок улицу, на землю падали комья. Танк взревел, развернулся, ломая изгородь, и скрылся из глаз.
— Все... — сворачивая цигарку, подбил итог Иван Тихонович. — Жди дорогих гостей. Давно я их не видел, с восемнадцатого...
Вот и они... Мимо наших окон пронеслись три танка с крестами на броне, и в тучах пыли замелькали мотоциклы с солдатами в тяжелых шлемах. Их было по два-три на каждом мотоцикле, они стреляли на ходу, но не целясь, видимо, только для острастки.
Пронеслись, и улица опустела.
Итак — все. Линия фронта передвинулась за нашу хату. С этой минуты я уже в тылу врага. Чем заняться для начала? Я вспомнил, что мы с «дядюшкой» сегодня еще ничего не ели, и хотел напомнить ему об этом, но он опередил меня.
— Знаешь, Михаил, давай мы с тобой поснедаем, — сказал он и весело осклабился, показывая отличные зубы искусственной челюсти. Мол, дело пока без нас идет, гитлеровцы еще успеют намозолить глаза, а нам не мешает подкрепиться.
Он выставил на стол сваренные вкрутую яйца, хлеб, миску с картошкой, тарелку с налитым на донышко постным маслом, пучок молодого лука, и мы принялись за еду. На улицах проносились мотоциклы, шли танки, но мы на них уже не обращали внимания. Хотя я был голоден и работал челюстями вовсю, однако вкуса пищи почему-то не ощущал, процесс насыщения происходил у меня механически. Я старался вжиться в образ (кажется, так говорят актеры) мнимого племянника Ивана Тихоновича. В общем-то, получался не особенно привлекательный человек: не умен, в политике, конечно, не разбирается, образование незаконченное среднее. Что касается пребывания в тюрьме, то нужно клясться, что посадили по ошибке и что я честнейший человек, люблю порядок и уважаю начальство... Не так-то легко давалось мне это перевоплощение. Мои родители были учителями. Я вырос среди книг и разговоров старших о политике, философии, искустве, литературе. У меня были чудесные, умные, талантливые друзья. Чем только не увлекались мы — фотографией, слесарным делом, радиотехникой, спортом, поэзией. Перед самой войной я окончил среднюю школу с отличием и готовился поступать в институт... Короче говоря, играть роль тупого, невежественного парня мне было трудно и неприятно. Но что поделаешь — надо!
Мои размышления прервал шум в сенцах: кто-то возился, топтался там.
Мы с «дядей» переглянулись и перевели взгляд на дверь, ожидая появления немца. Кто другой мог явиться к нам в эту минуту?..
Дверь открылась, и я ахнул. На пороге, морщась от боли, стоял на одной ноге, держась руками за косяк, усатый, пожилой боец с автоматом на шее. Слезы катились по его щекам.
— Товарищи... не дайте помереть.
Он был ранен в левую ногу, держал ее на весу. Штанина и обмотки были темные от крови.
Иван Тихонович затаил дыхание. Признаюсь, в первое мгновение я тоже растерялся. Не ожидал такого... Вот оно, мое второе испытание.
А на улице ревели моторы, шли танки, машины с солдатами, сидевшими рядами в кузове, двигались основные Силы гитлеровцев.
— Товарищи... родные... спасите! — молил боец.
Словно невидимая рука сжала мне горло. Что делать?
— Может, на чердак пока? — предложил Иван Тихонович.
— Станьте у окна. Наблюдайте, — приказал я. И, наклонившись к ноге бойца, спросил у него: — Автомат почему не бросил?