Владимир Баскаков
ТАНКИСТЫ
Повесть
ПРОРЫВ
Эшелоны разгружали по ночам. Танки, урча, сходили по деревянным помостам на раскисшую от ноябрьских дождей землю, уже покрытую мокрым снегом, и сразу двигались в сторону леса. Приказ был строгим — к рассвету у путей не должно быть ни одного танка, ни одной автомашины, ни одного бойца.
Днем на станциях Пено и Андреаполь, вернее, там, где до зимних боев первого года войны были станции, а теперь оставалось лишь несколько наскоро сколоченных бараков, эшелоны не скапливались. Железнодорожники, измученные бессонными ночами и скудным пайком, в насквозь промокших ватниках бегали вдоль вагонов, ругались с поездными командами, желая поскорее освободить пути от порожняка, — ночью придут новые эшелоны с техникой и бойцами.
Уже давно, с прошлой зимы, здесь было тихо, а теперь каждую ночь прибывали составы, и станции наполнялись рыкающим гулом танковых двигателей и шумом автомобильных моторов.
Вражеская авиация пока не проявляла большой активности. Правда, вчера ночные бомбардировщики, летевшие куда-то на север, в сторону Октябрьской железной дороги, сбросили несколько бомб на полустанок, что в пяти километрах от Андреаполя, но ни один из вновь прибывающих эшелонов не пострадал — видимо, вражеская разведка не засекла сосредоточения войск на этих лесных станциях железной дороги, ведущей из Москвы на Великие Луки — город, еще занятый противником.
На полустанке загорелся деревянный пакгауз, куда еще летом завезли мешки с мукой и сахаром. Пожар потушить не удалось, на полустанке почти никого не осталось — все работали на станциях, куда непрерывно прибывали эшелоны.
Больше бомбежек не было — механизированный корпус разгрузился без потерь, и его бригады смогли сосредоточиться в большом лесном районе Калининской области, простиравшемся на сотни километров на запад, юго-запад и северо-запад в сторону Ржева, Белого, Смоленска, Великих Лук. Район глухой, бездорожный, но лес вековой, сказочный, казалось, уже позабывший бои, которые шли здесь прошлой зимой и этой весной — тогда Советской Армии удалось отбросить гитлеровцев более чем на двести километров — фронт остановился на западе, на границе Смоленской области, охватывая с фланга ржевскую группировку противника, и на северо-западе у Великих Лук.
Отсыревший за осень лес, по утрам схваченный первым морозом, сразу задышал новой жизнью — бойцы ладили из веток шалаши, весело курились походные кухни, танкисты натягивали брезент на боевые машины, шоферы проверяли скаты автомобилей, возились у моторов, гулко стучали топоры саперов.
Ночью лес затих.
Но уже утром, когда над вершинами сосен сквозь сетку мелкого сырого снега показалось серое солнце, лес снова ожил. Но иной жизнью — теперь уже не для отдыха бойцов после эшелонной тряски и тесноты, а для нового дела — махина танков, автомашин с мотопехотой, артиллерийских систем, бензовозов, транспортных грузовиков должна в считанные минуты подняться и прийти в движение — начинался марш по деревянным настилам, загодя налаженным саперами, стопятидесятикилометровый марш в сторону переднего края обороны, застывшей здесь еще с прошлой зимы.
И чем ближе этот поток, продиравшийся через лесной массив, к линии фронта, тем явственней слышалась канонада — передний край оживал. А потом морозный рассвет оглушила мощная артподготовка, длившаяся больше часа. Вслед за артиллерией на вражескую оборону обрушился сокрушительный удар пехоты — сюда загодя, еще в конце октября, был скрытно подан Сибирский стрелковый корпус. Он взломал вражескую оборону на всю глубину, и первый эшелон механизированного корпуса смог войти в прорывы. Разрушая остатки узлов обороны, передовые бригады устремились по снежным дорогам, глубоко охватывая ржевскую и бельскую группировки врага.
Второй эшелон корпуса продолжал двигаться по лесным дорогам от станции в сторону прорыва.
Бревна хлюпали под колесами автомашин, трещали и лопались, сплющенные гусеницами танков. Колонна войск вползала в черно-зеленую глухомань по гатевой дороге, оглушая рычанием лес.
Немолодой боец из дорожной службы, в одеревеневшей шинели, кутая шею серым вафельным полотенцем, с удивлением рассматривал поток машин, вдруг обрушившихся на заштатную прифронтовую дорогу, летом выстроенную саперами для снабжения давно уже застывшего в глубокой обороне фронта.
Бои шли на юге, в приволжских и донских степях, а здесь было тихо и лишь раз-два в день в сторону передовой тряслась старая полуторка с сухарями или повозки, груженные мешками с пшеном да патронными ящиками; понурых лошадок гнали рыжеусые дядьки в видавших виды шинелях. А сейчас вдруг появились большие, шестиколесные грузовики с новенькими зелеными кузовами, качались зачехленные «катюши», двигались танки, строго соблюдая дистанцию. Из брезентовых шатров высовывались молодые лица бойцов. Они с тревогой и удивлением смотрели на эту трясучую дорогу, которой нет конца, — болото, снова лес, опять болото. А где же деревня? Даже домика, сторожки какой-нибудь не увидели они с той самой ночи, как разгрузили их прямо на путях тупиковой железнодорожной ветки.