- Я справлюсь.
- Тогда ладно. Удачи.
Хантер направляется обратно в главный дом, а я возвращаюсь к колке дров, гадая, станет ли фраза “я справлюсь” последними словами, которые мне потом припомнят.
***
Я появляюсь у дверей своего коттеджа в шесть часов, чтобы забрать МакКенну, после того как зашел в обеденный зал и оповестил свою семью о том, что сегодня вечером не буду работать. Я подозреваю, что Хантер уже рассказал им о приезде Рамоны в Скагуэй, потому что никто не сопротивлялся и не жаловался на потерю пары рук у сегодняшнего костра. На самом деле, все вели себя довольно тихо, пока Рив не пробормотала что-то вроде:
- Удачи... она тебе понадобится.
Странно стучать в собственную парадную дверь, но пока МакКенна в Дайе, мой дом принадлежит ей, а это значит, что я не могу войти без стука. Однако, что еще более странно, так это острое желание, которое меня охватывает, когда она открывает дверь. Одетая в черную кожаную куртку, белую блузку, отделанную кружевом, узкие черные джинсы и черные ботинки, она выглядит совсем другим человеком - утонченной, женственной и немного задиристой. Впервые с тех пор, как она приехала в Скагуэй, она уложила волосы гелем и нанесла макияж. С этими темно-карими глазами, обрамленными бахромой длинных черных ресниц, она как-никогда напоминает Элис Каллен.
- Ого, - бормочу я.
- Перестаралась?
- В самый раз.
Она делает глубокий вдох и склоняет голову набок.
- Готов, любовь моя?
- Да, - отвечаю я, продолжая оглядывать ее с головы до ног. Она не обзавелась пышными формами за одну ночь, но я понимаю, что не скучаю по ним. Ее стройная, худощавая фигура привлекает меня все больше и больше. Мгновенно очаровывая. - Ты прекрасно выглядишь.
- Спасибо, - говорит она, но улыбка не затрагивает ее глаз. - Ты говоришь так, словно это сюрприз для тебя.
- Да уж, - мямлю я, пораженный ее преображением.
- Сюрприз, что я прекрасно выгляжу? Боже, Таннер, спасибо. Ты знаешь, как избаловать девушку.
- Нет! Я не... То есть... Ладно, да, я немного удивлен. Я никогда не видел тебя с... - Я показываю на свои глаза, затем на свои губы. У нее они темно-бордовые. Почти сливовые. И немного блестят. Полностью гипнотизируя.
- Ох. С макияжем? Да. Мне он не нравится. Я почти никогда к нему не прибегаю. Но сегодня вечером я подумала... - Она пожимает плечами и проходит мимо меня, выходит на крыльцо и спускается по лестнице. - Можно было бы постараться и сделать все возможное.
Я спускаюсь за ней по лестнице, чувствуя себя неотесанным и неуклюжим. Она старалась выглядеть как можно лучше, а первое, что я сделал, это оскорбил ее. Чертов идиот.
- Я скотина, МакКенна, - говорю я у нее за спиной.
- Угу, - мурлычет она. – Бываешь иногда.
- Ты выглядишь потрясающе, - заверяю я ее, пытаясь загладить свою вину. - Я благодарен тебе.
Она останавливается у моей машины и поворачивается, чтобы взглянуть на меня.
- Не за что. Просто выполняю свою часть сделки.
Когда мы выезжаем с парковки, я ловлю себя на том, что подыскиваю нужные слова. Я хочу сказать ей, что Рамона вернулась в город, но в то же время мне не хочется вспоминать о ней. Воздух между мной и МакКенной кажется потрескивающим и живым.
Напоминает напряжение. Ощутимое напряжение.
Она тоже это чувствует? Или я просто дурак, влюбляющийся в женщину, которая здесь только для того, чтобы заработать денег на уход за своей бабушкой?
- Как насчет музыки? - спрашивает она, наклоняясь вперед, чтобы покрутить ручку настройки радиоприемника.
- Конечно. Все, что хочешь.
Она останавливает свой выбор на Seven, музыке 70-х, и прибавляет громкость, чтобы послушать Desperado группы Eagles.
- Отличная песня. Тебе нравятся Eagles? - спрашивает она.
- Я обожаю музыку семидесятых, - отвечаю я ей. - Fleetwood Mac. Eagles. Ранние песни Элтона Джона. Я вырос, слушая их.
- Я тоже, - признается она. - Наверное, потому, что нас вырастили наши бабушки, верно?
- Да, - отвечаю я. - Наверное. У моей бабушки до сих пор хранятся все ее старые виниловые пластинки и работающий проигрыватель, выпущенный лет пятьдесят назад. Я тебе его покажу.
- Я бы с удовольствием посмотрела на ее коллекцию! - говорит МакКенна. - Держу пари, она очень похожа на коллекцию Мими.
- Тебе нравится Simon & Garfunkel? - спрашиваю я ее.
- Люблю их.
- Bread?
- Конечно.
- Джим Кроче? Ты поклонница Bad, Bad Leroy Brown или больше Time in a Bottle girl?
- Time in a Bottle girl всегда огорчала Мими. Она переключала станцию, когда ставили эту песню. - Она на секунду замолкает, задумавшись. – Мне кажется...
- Что?
- Мне кажется, она напоминала ей о дочери. Она винила себя в том, что Шейла пристрастилась к наркотикам. - МакКенна смотрит прямо перед собой, в лобовое стекло, а Eagles напевают о том, что нужно позволить кому-то полюбить тебя, пока не стало слишком поздно. - Мой дедушка служил во Вьетнаме, и когда он вернулся, с ним было не все в порядке. Он приложился к бутылке и, по-моему, проявлял особую жестокость, когда был в запое. Мими говорила, что ушла бы от него, если бы не забеременела Шейлой, а это были 70-е, понимаешь? Она боялась растить ребенка в одиночку. Мой дедушка умер от цирроза печени, когда Шейле было двенадцать, но ущерб уже был нанесен. Она была склонным к пагубным пристрастиям ребенком, который стал наркоманом. Это замкнутый круг.
- Мне жаль, - говорю я, потому что не могу придумать, что еще сказать. Это тяжелая ноша. Слишком тяжелая.
- Да. Мне тоже. - Она качает головой. - Уф. Мне так жаль, что я разоткровенничалась. На самом деле я никогда не рассказываю об этом. Но песни могут вернуть тебя в прошлое, понимаешь?
- Определенно, - согласен я. - И, эй... как бы там ни было, похоже, вы с Мими нашли способ разорвать этот порочный круг. Тебя он не коснулся.
- В какой-то степени, - говорит она сдержанным тоном. - Я не употребляю наркотики и осторожно отношусь к выпивке. У меня не так много воспоминаний о первых четырех или пяти годах моей жизни. Это может показаться странным, но это правда. Я мало что помню. Кстати, психотерапевт, к которому я ходила в университете, сказал мне, что мозг начинает создавать воспоминания примерно в возрасте трех лет. Они у меня в голове, независимо от того, помню я их или нет, а это значит, что травма была. Мне трудно доверять людям. - Она прочищает горло и добавляет: - Из-за этого мне трудно любить.
Наверное, это одно из самых печальных откровений, которые я когда-либо слышал в своей жизни.
- Трудно любить? Что ты имеешь в виду?
Она ерзает на своем сиденье, протягивает руку, чтобы выключить радио, затем опускает стекло. В машину врывается чистый, свежий воздух, когда грунтовая дорога Дайи сменяется на асфальтированную дорогу Скагуэйя.
После нескольких минут молчания я понимаю, что она сказала все, что собиралась, и мой вопрос останется без ответа.
***
МакКенна
Проклятье!
Мне следовало пнуть себя за то, что продолжаю болтать о своей личной фигне, когда он, вероятно, и так уже достаточно обеспокоен из-за предстоящей встречи со своей психованной бывшей девушкой этим вечером.
Эгоистка, МакКенна. Ты чертова эгоистка.
Я включила радио, чтобы поднять настроение — я чувствовала некоторое напряжение, оставшееся после вчерашних медвежьих объятий у реки, и это меня нервировало, — а потом в машине я поглотила весь кислород, разболтав о своем тяжелом детстве.
Я никогда этого не делала. Никогда. Всю свою жизнь я прилагала целенаправленные усилия, чтобы подавить воспоминания о своем дерьмовом детстве и держать неприятные подробности при себе. Даже с Изабеллой я не говорю о Шейле так откровенно, как только что с Таннером. Не знаю, что на меня нашло, но мне это не нравится.
Испытывая отвращение к самой себе, я сосредотачиваюсь на том, чтобы с головой погрузиться в игру перед сегодняшним поединком с Рамоной, которая, в конце концов, является единственной причиной, по которой я здесь.