- Аляску? Ага. Люблю.
- Любишь проводить экскурсии. Отправляться в пеший поход по тропе Чилкут. Кататься на каяках. Наблюдать за китами. Заниматься тем, чем ты занимаешься. Ты счастлив.
- Да. Думаю, да.
- Ты знаешь, как это редко встречается? - спрашиваю я его. - Любить то, чем ты занимаешься?
- Разве тебе не нравится преподавать?
Мне даже думать не нужно, прежде чем ответить.
- Нет. Не совсем. Мне было приятнее работать в музее в Монтане, чем преподавать в местном колледже Сиэтла.
- Почему так?
- Я выросла в Сиэтле, но я не люблю этот город. Никогда по-настоящему не любила. Я вернулась только потому, что была нужна Мими. Но мне нравились дикие места Монтаны, я бы могла остаться там навсегда.
- У нас здесь тоже имеются дикие места, - говорит он, глядя на меня с ласковой улыбкой.
- Но нет Мими.
- Да, - тихо говорит он. - Нет Мими.
Мое сердце сжимается, как всегда, когда я думаю о том, что мы с ним расстанемся. Я отказываюсь давать название чувству, которое причиняет мне боль. Я не хочу вдаваться в подробности. Если я назову его вслух, оно станет реальностью. А если оно станет реальностью, он отвергнет его, потому что именно это происходит, когда я начинаю о ком-то заботиться. Почти все без исключения оставляют меня.
Лучше быть той, кто уходит, напоминаю я себе. Не влюбляйся в него. Не позволяй этому случиться.
- Как у нее дела? - спрашивает Таннер. - У твоей Мими?
- Хорошо, - отвечаю я. - Изабелла навещала ее в четверг и сказала, что она выглядела довольной.
- Я рад. - Он сворачивает на стоянку у круизного терминала Скагуэй и паркуется в тени огромного корабля. - Готова прокатиться?
- Конечно, - отвечаю я, радуясь, что могу перестать думать о сложных вещах и заняться другими делами.
Глава 13
Таннер
Аляска отличается ярко выраженным духом независимости, поэтому многих туристов удивляет, что Четвертое июля здесь имеет такое большое значение.
Может быть, это потому, что Скагуэй уже является городом с богатой историей, или потому, что именно его непоколебимая независимость и бесстрашие привели стольких золотоискателей к нашим берегам, а может быть, потому, что, подобно нашим арктическим братьям и сестрам из Скандинавии, которые празднуют Мидсоммар (праздник летнего солнцестояния), дни такие длинные, что мы можем с таким же успехом извлечь из них максимум пользы. Я не знаю точной причины, но Скагуэй, как и вся остальная Аляска, отмечает День независимости с особым колоритом, и мне это всегда нравилось.
В восемь утра состоится веселый забег на 5 км, а в девять тридцать утра начнется детский парад, за которым последует большой парад в честь Четвертого июля в десять утра.
После этого состоится аукцион корзинок для пикника, перед “Пастернаком” будут представлены небольшие сэндвичи с измельченной свининой и холодная “Маргарита”, а перед “SBC” - пивная на открытом воздухе в немецком стиле. Перед зданием исторического общества проведут викторианские игры, в Бухте Контрабандистов устроят метание топоров, возле склада организуют вечеринку квартала, а трубадуры будут повсюду распевать песни в стиле кантри и старые полюбившиеся композиции. В Скагуэйе установлен мировой рекорд Гиннесса по самому длинному броску в метании яиц на Бродвее, который привлекает как детей, так и взрослых, а сразу после этого проводится перетягивание каната. И это все до полудня!
Во второй половине дня начнется настоящая битва. На разных площадках по всему городу вас ждут соревнования по поеданию хот-догов, колке бревен, а также по метанию подков и мешочков, наполненных кукурузными зернами, в специальные лунки. По мере приближения вечера с незаходящим солнцем, найдите местечко, где можно поесть, выпить и послушать музыку, а в полночь над гаванью запустят фейерверк.
Это добрая, старомодная американская развлекуха с раннего утра до поздних сумерек, и я предлагаю любому городу из 48 штатов и Гавайским островам устроить праздник еще грандиознее, чем в Скагуэйе. Но даже если у них это получится, я все равно останусь здесь.
- Так... ты говоришь, что тебе нравится Четвертое июля? - спрашивает МакКенна с абсолютно невозмутимым видом.
Я прыгаю на ее полуобнаженное тело, щекочу ее под мышками, пока она не начинает хихикать и задыхаться.
- Хватит, Таннер! Пре-прекрати!
- Ты такая дерзкая, - говорю я ей, опираясь на локти, когда прижимаю свой член к ее киске и толкаюсь вперед, мои боксеры трутся о ее трусики.
- Тебе это нравится, - говорит она, вращая бедрами.
Думаю, да. Нет, я в этом уверен.
Я наклоняюсь и целую ее, запуская руку под ее майку, чтобы погладить ее маленькую упругую грудь, которой я стал немного одержим. Особенно тем, как твердеют ее соски, когда я посасываю их. Черт возьми, это безумно сексуально.
Она вздыхает мне в рот, что я воспринимаю как сигнал к продолжению. Я провожу губами по ее подбородку и медленно спускаюсь вниз по шее, целуя ложбинку между ключицами, прежде чем стянуть с нее майку через голову. Втягивая в рот один из ее сосков, я ласкаю его языком, пока она не начинает хныкать, затем перехожу к другому, обводя его языком, прежде чем зажать между губами. Ее пальцы зарываются в мои волосы, впиваются в кожу головы, и я опускаюсь ниже, прокладывая дорожку поцелуев от ее груди к бедрам. Она раздвигает ноги, и я встаю на колени между ними под одеялом, стягиваю ее трусики до колен и зарываюсь лицом в ее киску.
Когда она кончает, я слизываю ее влажное тепло, после чего стягиваю боксеры, прикрывающие мою эрекцию, и располагаю свой член у входа в ее лоно. Приблизив свое лицо к ее лицу, я призываю ее открыть глаза.
- Кенна, детка, посмотри на меня.
Ее отяжелевшие веки медленно приподнимаются, открывая вид на ее карие глаза.
- Ты в порядке? - шепчу я.
Я не рассчитывал увидеть слезы в ее глазах, но заметил, что в последнее время это случается все чаще и чаще, и я решил воспринимать это как безмолвный знак того, что между нами зарождается что-то настоящее, необузданное и экстраординарное, всё более захватывающее дух, потому что никто из нас к этому не был готов. Я радуюсь этим слезам — они говорят мне больше, чем МакКенна может или хочет выразить словами. Я благодарен за них.
Она кивает, скользя ладонями по моей спине. Добравшись до моих ягодиц, она подталкивает меня к себе и приподнимает бедра.
Войди в меня.
Я теряю связь с реальностью, когда проскальзываю в нее. Но обретаю себя, когда закрываю глаза. Я чувствую наше с ней единение, когда начинаю двигаться внутри нее, две части одного целого, две несовместимые части, которые просто идеально подходят друг другу.
В тот же самый миг я ощущаю, как мой оргазм достигает своего пика, чувствую, как слова “Я люблю тебя” готовы сорваться с моих губ. Я стону наполовину от удовольствия, наполовину от боли, когда проглатываю эти слова, но чувствую, как мой член внутри нее начинает извергаться.
- Кенна! - кричу я, хватаясь за ее тело, пытаясь прижаться к ней как можно ближе. - Кенна, Кенна, Кенна...
Произнося ее имя, я оказываюсь в шаге от того, чтобы рассказать ей о своих чувствах.
Я начинаю влюбляться в нее.
Это бесспорно и смешно, но это самая простая истина, которую я когда-либо осознавал. Я буду любить ее так же, как люблю свою семью. Как люблю Аляску. Как люблю смену времен года или полуночное солнце. Я буду любить ее, потому что она - часть того, что делает этот мир местом для жизни, страданий и совершенства. И в тот момент, когда она меня покинет, краски вокруг меня померкнут до серого, а сердцебиение земли замрет. В результате я буду удивляться, как я все еще жив.
Она обхватывает меня за шею, крепко сцепляя пальцы. Ее бедра находятся на одном уровне с моими, удерживая мой член глубоко внутри себя, в то время как стенки ее влагалища сжимаются и расслабляются, выдаивая меня досуха и оставляя измотанным.