Но и эти неувязки в Дашином поведении были не самыми странными.
Самым странным было резкое изменение настроения и то, как она себя там, около 37-й квартиры, вела. Это была совсем не та девушка, которую он три года знал! Он за эти три года от нее ни одного ругательства не слышал! Даже черта ни разу не помянула, кажется. А тут вдруг мат прорезался. Ладно, допустим, ее ярость обуяла. Но ведь Юрка прекрасно знал, что от людей, которые не привыкли к матерной ругани, даже в припадке гнева таких слов, как «пидор» и «блядский выродок», не услышишь. Даже если они специально заставляют себя матюгаться, чтоб «от народа не отличаться», как, например, Пыня с ихнего двора, то очень стесняются. А Даша крыла так, будто всю жизнь по дворам тусовалась со шпаной. Небось даже Надька Веретенникова, при своем рыночно-базарном воспитании, поскромнее ругалась бы. А уж то, как Даша пинала обидчика ногами, и вовсе никак не вязалось с тем ее образом, который сложился в Юркиной душе за эти три года. Нет, он мог, конечно, поверить, что такая девушка жаждет мести за поруганную честь. Но, по идее, после того, как Таран сшиб мужика и стал его молотить, она должна была испугаться. И стоять в сторонке, охая и ахая, а не надевать туфли и топтать этого Крылова острыми каблуками с медными подковками. Кстати, пинала и топтала она так, будто не один десяток драк по жизни прошла. Так только самые отвязанные «метелки» дерутся, у которых ВТК за плечами, да и то когда нажрутся. Наконец, по идее, когда этот козел сознание потерял, она должна была Тарана от него оттаскивать, а не он ее. Нет же, надо было еще каблуком добавить! Во озверела-то!
Да и то, что происходило здесь, у нее дома, выглядело как-то не так. Будто ничего «такого» и не случилось. Если и волновалась, то только насчет ментов, хотя ей-то уж точно любой суд простил бы побои, нанесенные в состоянии аффекта — про то, что это смягчает вину, Юрка от бывалых людей слышал.
Конечно, встречаются девки, которые от изнасилования отходят быстро. Тем более если оно без тяжких телесных. Потом, правда, из них прошмандовки получаются. Но про таких Юрке все те же бывалые люди рассказывали, сам он таких не знал. А вот Ирку Торопову, которая у них до девятого класса училась, помнил хорошо. Ее какой-то маньяк зажал в лифте. Так она раза два вешалась, а потом еще и в дурдом попала. Хотя до этого была намного менее скромной девочкой, чем Даша. И была ли в медицинском смысле «девочкой» на момент изнасилования — неизвестно.
Тут на какое-то мгновение Таран вдруг подумал: а не вранье ли все это?! Может, просто Даше надо было придумать это изнасилование? Чтоб как-то объяснить Юрке, отчего у нее не все в порядке? Но это только на мгновение. Уже через секунду Юрка эту глупую версию отмел начисто. Если б Даша была такая пройдоха по жизни, так она бы, наверное, предпочла бы потратиться на то, чтоб ей эту самую девчачью фигульку восстановили. И пришла бы к Юрке после свадьбы в самом безукоризненном виде. Родители у нее богатые, не разорились бы, наверное… Как именно это делают и сколько за это денег берут, Таран по малограмотности не знал, но о том, что в Москве такие операции проводят, слышал неоднократно.
Чайник закипел, Таран засыпал заварку, залил кипятком. А тут и Даша появилась — в махровом зеленом халате, с подсушенными феном пышными золотистыми волосами, даже красивей, чем утром была. И с улыбкой на устах, как ни странно…
— Знаешь, — произнесла Даша, испытующе поглядев на Тарана, — я будто заново родилась сегодня. Хотя там мне казалось, что я не смогу дожить до завтра. Ты сможешь все забыть и простить?
— Что простить? — пробормотал Юрка. — Этого пидора?!
— Нет, меня за то, что я ему попалась?
— Ну… Я ж тебя вообще виноватой не считаю, — произнес Таран. — Это ж как несчастный случай. Идешь по городу, никого не трогаешь, а тебе сверху — бух! — сосулька на голову падает. Чего тут прощать? И забыть я это могу запросто. Мы его отметелили? Отметелили. На сто лет запомнит! И все — проехали. Гадом буду, если хоть раз тебя попрекну!
Таран, наверное, чуточку фальшивил. И может быть, даже не чуточку, а побольше. Потому что инстинктивно ощущал к ней неприязнь или скорее брезгливость. Такую, например, как к кружке свежего парного молока, в которую только что угодила муха. Казалось бы, ерунда: подцепил муху ложкой, выбросил — и пей на здоровье! Навряд ли от минутного пребывания мухи в молоке оно станет менее вкусным или заразится микробами. Но далеко не каждый решится такую кружку выпить…
Возможно, Даша эту фальшь почувствовала, потому что посмотрела на Тарана как-то очень строго и произнесла: