От ужаса все разбежались, чтобы потом сделать свой выбор: или идти на свалку уничтожать себе подобных и себя, или остаться с самим собой.
Многие выбрали первый путь более легкий для жизни, доступный и удобный, Сашка Серов - второй. Возможно, поэтому, мы живем, а его уже нет.
И вот нынче обстоятельства складываются таким образом: хочу я ли нет, но должен взглянуть на то, что до сих пор было прикрыто тряпьем моего малодушия и страха.
Как и предполагал, прекрасная Вирджиния с умопомрачительной вихляющей и блядской походкой появилась в нашем запендюханном донельзя городке Ветрово не случайно.
На то была серьезная причина. Думаю, именно в то время зарождался бизнес на чуме*. И её организация решила взять или под контроль, или войти в долю с теми, кто непосредственно начинал занимался этой выгодной коммерцией.
* Чума - кокаин; здесь - наркотик (жарг.).
Тогда все прошлое понятно и складывается в мозаичный и четкий узор. Пока я бредил на яву, мечтая о высокой любви, офицер спецназначения выполнял (выполняла?) задание отчизны на койке во всех мыслимых и немыслимых позах Кама-сутры.
Проклятье! Ведь чувствовал и понимал, что существует другой потаенный мир, где мне нет места, и я вместо того, чтобы туда вторгнуться... Я сбежал... на войну...
Вот она, истинная причина! Лаптев, меня покупающий с потрохами, лишь внятный предлог. На самом деле, ощущая чудовищный обман, совершающий за моей спиной, я не захотел принимать в нем участие. Я решил вырваться из лживых и липких пут, поменять систему координат, разрезать, выражусь красиво, пуповину времени. И что? Ровным счетом ничего. Я, опаленный войной, вернулся туда, откуда и уходил.
Нет, я поменялся - мир же остался прежним, подлым и суетным, напоминающим шевелящуюся мерзкую биологическую тьму на пропитанной кровью солдатской шинели.
Стоило мне предпринять слабую попытку затронуть интересы этого мира, и он начал смрадно колыхаться, точно болото от падения останков ракетного организма, неудачно запущенного с космодрома Плесецк.
Впрочем, на себе беру слишком большую ответственность. Предполагаю, произошли какие-то принципиальные изменения, повлекшие за собой сбой в коммерческой деятельности двух колоссов. То ли не поделили прибыль, то ли кто-то кого-то обидел, то ли просто идет, повторю, борьба за право безраздельно владеть наркорынком.
Можно допустить, что мой отчим был глубоко взят на прихват хлюпающей устрицей Варвары Павловны ещё в те романтические времена, и с усердием работал на две конторки. Затем по прошествию времени, когда набил полную мошну и набрал вес, самонадеянно решил: отныне он сам может распоряжаться своей судьбой и "общаком". И, очевидно, начал какие-то подозрительные телодвижения, в результате коих насторожил своих двух господ.
Фигаро здесь, Фигаро там - не получился. Пуля в лоб - и, казалось, проблем все решены. Ан нет! Подложил, ломщик - мошенник, мину замедленного действия.
Что в этом злосчастном компакт-диске? Думаю, златые горы, иначе нет причин всем так убиваться. Или компрамат на врага? Такое уж время, что за идею никто и пальцем не пошевелит, а за ломаный центик душу будут трясти, как грушу. Или подвесят на дыбе.
Боюсь, что в этом смысле перспективы у меня самые розовые. И логику членов общества "Красная стрела" понять можно: если я обнаружил компакт-диск, следовательно, могу найти дополнение к нему - дискетку.
Я бы сам хотел знать, где эта полезная в хозяйстве вещичка? Надо отдать должное отчиму, он действовал по всем законам детективного жанра упрятал напыленный золотишком диск практически на видном месте. Фото на стене. И удобно для личного пользования, и никто не догадается. Значит, этот же принцип мог использоваться при хранении дискетки. Где она может быть? Где?
Нет, чувствую, Леха не ответит на этот вопрос. А если обратиться с ним к тому, кто обитает в царствие теней и мертвых - к Чеченцу.
Он сидит, вижу, в кресле, и с равнодушием поглядывает на дремлющего человека, то есть на меня. Он чувствует превосходство надо мной, да не понимает, что тоже зависит от ненадежной телесной плоти.
- Ну, родной, - спрашиваю. - Где предмет?
- Не знаю, родной, - пожимает плечами.
- Все ты знаешь, - не верю. - В мире теней нет никаких тайн.
- Все тайное становится явным, - позволяет себе шутить.
- Вот именно, - говорю я. - Дискеткой спасем безгрешную душу, а сами вырвемся из этой западни.
- Безгрешных не бывает, - рассуждает. - Человек уже своим фактом рождения грешен.
- Не забывайся, Чеченец, - предупреждаю. - Ты при мне...
- Иногда и ты при мне, хозяин. Тем более все грехи твои беру на себя.
- А если так, помоги, прошу по-человечески.
- По-человечески? - хекает от удовольствия. - Уговорил, сердечный, делает в сумерках пасс, как иллюзионист Кио, и я вижу в руке фотографию в рамочке, мне знакомую: жизнелюбивый Лаптев на фоне мраморного склепа мавзолея. - Понял, родной?
- Спасибо, родной.
- Всегда можно договориться, Алеша.
- Это верно, Чеченец.
На этом наша беседа прервалась - заскрипела дверь в комнату и наверху вспыхнула люстра. Пришлось открывать глаза - ба, Варвара Павловна, какая неожиданная встреча? И вздохнул - оказаться бы сейчас с ней на побережье теплого океана в долгую-долгую полярную ночь, валяться под цветущими кипарисами, отбиваясь от настырных ласок любимой... Увы, прошла любовь, увяли кипарисы.
Вирджиния снова села в кресло, в её руках находилась папочка; такие папки обычно приносят длинноногие секретарши своим патронам на размашистую подпись.
- Ну-с, продолжим, Алексей Николаевич, - проговорила со всей официальной ответственностью.
- А здесь жрать дают, Варвара Павловна, - решил сбить торжественность момента.
- Кто не работает, тот не ест, - оригинально ответила злодейка.
- Тогда кролик сдох. Без морковки, - развел руками. - Эксперимент закончился неудачей.
- Прекрати, - поморщилась. - У нас мало времени.
- А куда все торопятся? Вот мне, например... - и замолчал.
На то была причина. Вирджиния невозмутимо раскрыла папочку и я увидел рисунок. Он был мне знаком. На этом рисунке гуляла кошка сама по себе, зеленела летняя лужайка, кособочился дом с трубой, на гамаке качался белый медведь, превратившийся в бурого... и ещё был легкий образ девочки по имени Юлия.