Танкер глубоко оседал в воду (такая уж у него «осадка», как говорят моряки). И маме казалось, что море совсем близко от ее ног. Она шла, а оно ее обдавало с обеих сторон своим ночным, прохладным дыханием.
Она стала подниматься в темноте к ходовой рубке, ветер приподнял полы ее пальтишка и начал их трепать изо всех сил. Мама шла вверх, а еще выше, высоко над ее головой, бился, летал и вспархивал на мачте темный в темноте флаг.
И вот она открыла дверь в ходовую рубку. У штурвала стоял матрос, а у стола, над картой, — молодой штурман. Глядя на них исподлобья, мама остановилась в уголке.
Настольная лампа освещала карту на столе молодого штурмана — третьего помощника капитана. Через стекла окон — справа и слева — виднелась темная вода. Дорога луны, длинная и как будто рябая, раскалывала море надвое. Темнота за стеклами была разной — тускло блестящей, как лезвие перочинного ножика, и полной — черной и глубокой. Там билась жизнь — ночная жизнь моря. Оно дышало, двигалось и несло вперед обитаемый островок, который назывался «танкером».
Когда за мамой с шумом захлопнулась дверь, штурман незаметно скосил в ее сторону глаз из-под козырька своей морской фуражки. Глаза глядели вниз, а улыбка как будто бы приклеилась к его губам. Матрос у штурвала, оглянувшись на стук дверей, широко, добро и открыто улыбнулся маме Тарасика.
Тут было тепло, почти жарко. По маминым рукам побежали теплые мурашки.
Теплая рубка была похожа на дом. Она сияла чистотой. Блестела медью широкая, единственная ножища компаса, и слышалось тихое пиликанье, похожее на стрекотанье сверчка: это дышали электроприборы.
Если бы отлететь далеко в море и взглянуть оттуда на ходовую рубку танкера, стало бы видно, что она едва приметно светится в темноте своими маленькими оконцами, как лесная избушка.
Сосредоточенно, привычно и молча люди делали свое дело: вели вперед танкер.
Было скучновато, но уютно.
Мама постояла-постояла тихонько в уголке и неслышно, чтобы не мешать людям работать, пошла на верхнюю палубу.
Под звездами, задумчиво заложив ногу за ногу, стоял парнишка — сменный матрос. Ему было семнадцать лет, он был стажером — учеником морского училища — и проходил свою первую морскую практику. Подперев рукой щеку, со зверским выражением, как будто у него до невозможности сильно болят зубы, мальчик глядел вверх, на светлые звезды.
И вдруг одна звезда, ярко-желтая, сорвалась с неба и очертя голову кинулась вниз.
Море зажглось. Оно вспыхнуло белым огнем.
Стажер сказал: «Уф ты!» — и, удивившись, поднял остроносое лицо к звездам.
В воде как будто бы загорелся маленький островок. Было похоже, что воду в этом месте облили керосином и поднесли к ней спичку. Не было видно языков пламени — огонь расползался вширь. Мгновенно вспыхнув, островок растекся и погас. А рядом вспыхнул другой островок.
Их стало несколько. Они растекались, сливались, и все море вокруг стало бело-зеленое: будто подводный фотограф осветил его изнутри могучей и короткой вспышкой магния.
Свет рвался откуда-то из самой глубины морского сердца.
Где возник этот белый пожар? Там, где живут прозрачные и страшные осьминоги или сплющенные, одноглазые камбалы?
Медленно, нехотя стал гаснуть огонь. Но море как будто только забиралось свежих сил. Скоро все вокруг опять засияло холодным сияньем. Теперь вода фосфоресцировала так сильно, что освещала палубы. Сделалось видно, что флаг, который полощется на высокой мачте, ярко-красного цвета.
Высыпали на борт матросы, свободные от вахт. Прибежали буфетчица и повариха. Вышел из ходовой рубки штурман — третий помощник капитана. Люди охали и взывали к маме Тарасика:
— Вот вам, пожалуйста! Отразите! А то, говорят, писать не о чем. Нет, говорят, романтики.
— Я этого не говорила. Море очень красивое, — вежливо отвечала мама.
— Это оно от звезды, от звезды зажглось! — размахивая руками, объяснял стажер. — Вот я тут, ребята, стоял, а гражданочка — тут. А она, звезда-то, ка-ак с неба сорвется и полетит, полетит!.. Оно и зажглось.
— Глуп ты, вот кто ты после этого, — сдвинув брови, оборвал мальчика боцман. — Это ж планктон! Планктон от трения загорается. То ли косяк рыб под водой проходил, то ли этот самый планктон о борта танкера ударился…
Все шумели и перекрикивали друг друга.