– Где ваши мудрость и милосердие, Ваше Величество, которые так восхваляются в песнях? Неужели вы не видите, что гномам нужна помощь? Они отравлены и долго были без воды и еды! За что вы мучаете их?
Губы Леголаса сжались, но молодой эльф промолчал. Тауриэль смотрела куда-то в угол, и лицо ее было злым и несчастным одновременно.
– Вот, значит, как? – тихо произнес Трандуил. Его лицо словно окаменело, но в глазах читались печаль и боль. – Ты сбежала. Три долгих года мы искали тебя. Три года не знали, жива ли ты. За все время ты не прислала даже крохотной весточки. И все, что ты хочешь сказать, вернувшись, это упреки из-за гномов?
Торин резко развернулся к девушке:
– Все ясно. Так вот кто тот самый отец, к которому ты так хотела вернуться! – еле слышно произнес он. Казалось, его взгляд испепелит Кристэль на месте.
– Торин, я…
– Значит, это и была твоя тайна? – Он криво усмехнулся, качнул головой, оттолкнул руки эльфийки и принялся сам избавляться от остатков веревки. Эльфийская стража напряглась, но Тауриэль сделала знак не вмешиваться.
– Торин…
Он поднял голову и посмотрел на Кристэль. Его лицо было чужим, мрачным и холодным, на губах играла презрительная усмешка. А в следующий миг он отвернулся от девушки. Кристэль побледнела, судорожно вздохнула, но ничего не сказала и, опустив голову, молча пошла к Трандуилу, вновь занявшему свой трон, и встала рядом с Леголасом. Молодой эльф что-то тихо сказал ей. Девушка коротко ответила, не поднимая головы.
– Так куда вы шли и зачем? – как ни в чем не бывало продолжил Трандуил. – Я ведь не ошибся? Дело в Эреборе и в его сокровищах?
– Это наше дело, и касается только нас!
– И мы требуем, чтобы нас отпустили!
– Об этом не может быть и речи. Заприте их по камерам. Пусть сидят хоть сотню лет, пока не надумают сказать правду.
– Государь! – с отчаянием воскликнула Кристэль. – Как вы можете быть таким жестоким?
– А что, – негромко проговорил король эльфов, глядя на девушку, – ты считаешь, что это только твоя привилегия – быть жестокой?
Кристэль на мгновение закрыла глаза, а потом внезапно опустилась на колени.
– Встань, Кристэль! – возмутился Фили.
– Не смей! Что ты делаешь?! Кристэль, не унижайся! – хриплые голоса гномов заполнили зал. Эльфы удивленно выдохнули: происходило нечто из ряда вон выходящее. Все видели, как побелела рука девушки, сжатая в кулак, видели, каких немыслимых усилий ей стоило произнести:
– Государь, умоляю, будьте милосердны. Отпустите их, и я… подчинюсь вашей воле.
«Видел бы это Саурон, сдох бы от зависти», – отстраненно подумала Кристэль. Она смотрела в пол, чтобы Трандуил не встретился с ее взглядом, полным ненависти, и не заметила, как побледнел лесной король и отшатнулся, словно ему отвесили пощечину. Леголас хмурился, но молчал. Голубые глаза эльфа внимательно смотрели то на отца, то на Кристэль, то на гномов.
– Прикажете взять их под стражу? – бесстрастно спросила Тауриэль, показывая на гномов.
– Да, – холодно велел Трандуил.
– Ее тоже?
Король промолчал.
– Государь, она изменила…
Трандуил поманил девушку к себе и тихо, но жестко прошептал:
– Не забывай, кто ты и кто она. Иначе я не посмотрю ни на какие твои заслуги.
Лицо Тауриэль стало таким же бледным, как у Кристэль, и словно оледенело. Она развернулась и принялась отдавать приказания. Но в ее глазах кое-кому из гномов почудились еле сдерживаемые слезы.
Кристэль дышала с трудом – такой ненависти к собратьям по крови она не испытывала никогда. Все качалось и плыло в душной красной пелене, застлавшей глаза, замутившей сознание. Ее рука потянулась к мечу, но тут до нее долетел мягкий голос:
– Государь, она измучена и не в себе. Позвольте, я уведу ее. Обещаю, что смогу осушить ее слезы.
Трандуил молча кивнул. Сильные руки ласково обняли девушку за плечи. Высокий пепельноволосый эльф поднял ее с колен:
– Пойдем, Кристэль. Ты устала, тебе надо отдохнуть. – Его губы коснулись поцелуем лба эльфийки. Все силы вдруг разом оставили девушку. Она почувствовала себя опустошенной, измученной и безропотно позволила себя увести.
«Лучше бы я еще раз встала под плеть гоблинов, чем на колени перед тем, с кем я имею несчастье принадлежать к одному народу…»