Смауг рассмеялся. Кристэль вспыхнула:
– Как вы можете шутить и вести себя как ни в чем ни бывало, когда жители Озерного умирают от голода? Чем вы лучше тех, кто пришел требовать то, что им не причитается? Где ваша мудрость и справедливость?
– Кристэль, это все, за исключением барахла из Дейла, было создано руками моего народа! – рявкнул Торин. – И именно жители Дейла были виной тому, что Смауг прилетел сюда мстить за семью! А мы заплатили за это многими жизнями, потерей нашего дома и долгими годами нищеты, унижений, каторжного труда! Ладно Смауг – он твой отец и жертва обстоятельств, к тому же он хранил Эребор и сокровища. Но делиться с кем-то еще? Нет, и еще раз нет! Может быть, мне выставить Барду ответный счет? Смауг, думаю, ты тоже вправе сделать это.
– Торин, да как ты можешь?! – ахнула девушка. – А жители Озерного не жертвы обстоятельств?
– Хватит спорить, дочь! – В глазах Смауга загорелся недобрый огонек. – Торин абсолютно прав! И если ты не хочешь, чтобы на разговор с этим Бардом отправился я лично, то больше не смей возвращаться к этой теме!
– Да будь оно проклято, это ваше золото! Его здесь столько, что хватит купить три Средиземья и еще останется! А вам жалко горсти монет для нуждающихся?!
– Дело не в жадности, а в принципе, – пожал плечами Торин.
– Кристэль, я не разрушал Озерный город. Так что…
– Но разрушил Дейл! Этого мало?! Да вас ли я вообще слышу?!
– По-моему, девочка не в себе, – вздохнул дракон. – Давай-ка я унесу ее в комнату, а ты найди ей какое-нибудь успокоительное…
– К Балрогу ваше успокоительное! Дело не в том, что вы не хотите вести переговоры с Бардом – это, как раз, понятно. А в том, что вы вообще не собираетесь помогать людям!
– И что с того? – отозвался Смауг, а Торин снова пожал плечами:
– Это наше добровольное дело, помогать или нет.
– Видели бы вы сейчас себя со стороны! – прошептала Кристэль. В который раз ей почудилось холодное, злобное присутствие врага в пещере.
– Дочь, мне уже начинает надоедать этот разговор. Хватит сцен!
– Хватит сцен?! Отец, да вы оба просто помешались на этом золоте! Не ты ли хотел перековать доспехи всем остальным гномам? И что, ты сделал это? Торин, а кто мечтал о восстановлении Эребора, тосковал о библиотеке? Ты не только не посмотрел на то, что отреставрировали парни, но и всех загнал сюда, копаться в золоте! А в библиотеку, по-моему, зашел только раз, когда показал ее всем прочим! Вы же никого не слушаете – ни Балина, ни Оина, никого! Неужели вы не понимаете, что золото сводит вас с ума? – тихо закончила девушка. Смауг помолчал, посмотрел на дочь, на сокровища и фыркнул:
– Ты, как всегда, преувеличиваешь. Все, тема закрыта. Иди, займись чем-нибудь. Почитай книги, позанимайся с дочерями Хьюрира…
– Отец, если вы не примете решение помочь жителям Озерного и не выйдете из сокровищницы, я уйду из Эребора.
36.1
– Ты никуда не пойдешь, – нахмурился Торин.
– Это твое право. – Смауг прищурился. – Попрощаешься или так сбежишь?
– Из-за золота погибла вся наша семья. Из-за золота пострадал Эребор и его жители. Из-за з-золота ты нарушил клятву, и погубил многих, в том числе т-тех, кто спасли меня. Долгие годы ты жил с бременем вины, отец, боролся со своим п-проклятьем, и был сильнее его н-настолько, насколько это возможно. И я г-гордилась тобой. А теперь все рушится! Все, что ты сумел создать, отец! В т-твоих глазах, в твоих словах я не вижу б-больше любви и мудрости. Я вижу только это п-проклятое золото!
– Кристэль, прекрати! – Дракон начал угрожающе выпрямляться.
– Т-ты сказал, что я вовремя в-вернулась, потому что ты тосковал так, что едва н-не умер… Мне не следовало возвращаться, – по щекам девушки побежали слезы.
– Что? – внезапно севшим голосом спросил дракон.
– Как ты позволяешь себе разговаривать с отцом?! – рявкнул Торин. – Немедленно извинись!
– Лучше бы я корила себя за свою жестокость и т-твою смерть, чем видела, к-как Смауг Золотой, Лаурэгил Хранитель и мой отец превращается в алчного монстра. А т-ты, – она повернулась к Торину, – ч-честное слово, лучше бы т-ты погиб там, у Мглистых Гор! Я н-н-н-ееенавижу эт-то в-ваше зол-ллото! – Кристэль, белая, как снег в горах, так яростно пнула ближайшую кучу, что монеты со звоном полетели по сокровищнице. Торин едва успел прикрыться локтем.
– Кристэль! – выражение морды Смауга и его глаз изменилось. В них появились боль и тревога. Дракон направился к дочери: – Прошу, успокойся!
Кристэль метнулась к дверям. Слова застревали в горле, выходили с трудом:
– С-саурону н-н-не н-надо уг-говвваривать и оч-чаровывать вас! В… вы уже с…луж-ж-життте ему! Вы п-пр-р-редали вс-сех, кто п-п-погиб по в-в-вине этой д-д-дряни! – Эльфийка закрыла лицо руками и бросилась прочь, не обращая внимания на зов отца и на приказ Торина остановиться.