– Давайте поищем! Безвыходных ситуаций не бывает – разредил обстановку Симонов. – Совсем скоро мы сможем вернуться домой. Мы должны собрать всех, кто покинул Атлантиду, и Гектор будет первым. Мы можем отследить сигнал гравилора. Сидон вернись в Вилусу, давайте обговорим момент, когда его лучше вытащить?
– Хорошо. А когда Атлантида планирует возвращение? – уточнил Сидон.
– Когда наступит этот срок? – Дафна тоже с любопытством вытянула вперёд шею.
– До рождества Христова, а лучше до основания Рима. Появится слишком много документов и письменных свидетельств – это нам не к надобности, – ректор глянул на Симонова и тот продолжил:
– Мы накопим достаточно энергии для перемещения, чтобы как можно в меньшей мере использовать энергию аномалии. И дата должна быть прилично удалена от наших дней, чтобы суметь замести следы.
– Да, думаю, вы правы. А скажите, ведь среди возможных дат гибели Атлантиды была дата – 900 лет до н. э.? – прищурился Си-дон.
– Может быть и была, – засмеялся ректор. – Вы уже как Симонов, хотите приурочить наш отлёт к готовой циферке?
– Я уже во всё поверю. Совпадений не бывает. Тысячелетний опыт вас не убедил? Теперь-то у нас не только теория, но и практика в ассортименте, – хрипло то ли закашлялся, то ли засмеялся Сидон.
– Охо-хо. Я не только тысячелетний старик, но и чувствую себя им, – расплылся в своем кресле ректор, хватаясь за поясницу.
– Люди столько не живут, господин ректор! – Сидон тоже постарался вытянуть затекшие ноги.
– На что вы намекаете, я что, не человек?– прокряхтел Луис Мануэль.
– Я иногда не верю в наше существование. Просыпаюсь утром и кажется, что эти тысячи и тысячи лет, всего-навсего только сон! А собрать всех на Атлантиде, будет довольно сложно. Мы не знаем кто, где может находится. А если умер, то в какое время и в каком месте? – Сидон сказал и устало замолк.
– Эту проблему лаборатория Симонова решала параллельно. Так?
– Да, этим занималась Вероника, мы разработали прибор отслеживающий работу гравилоров. Это простейшее устройство оставляет четкий след в материи пространство-время, и мы научились его отслеживать. А значит можно найти всех потихоньку. Мы уверены, что удастся как-то выкрутится и с легендарными героями. Такими, как Гектор. Надеюсь их у нас немного. Вытащим, – Георгий слегка повеселел, рассказывая о удачно сделанной работе.
– Ты только о Трое приехал рассказать или ещё что есть, Сидонушка? – начал засыпать старик ректор.
– На самом деле рассказывать можно бесконечно долго, и тысячи лет не хватит, но Троя сейчас – главное, – закончил рассказ Сидон.
– На слово тысяча у меня аллергия скоро будет, – поворчал ректор и откинул голову на ушко английского каминного кресла.
Симонов с опаской шел позади Вероники. День клонился к за-кату, и все торопились ужинать. Ужинали они всегда вместе, это стало хорошей традицией. «Сон Атланта» ни разу у них не совпадал, и долгое время им приходилось проводить в мучительном одиночестве. В тяжелые, обременённые разлукой дни, они старались глубже уйти в работу, отвлечься.
Последние сто лет они не разлучались. Вероника работала бок о бок с мужем, понимая его с полуслова, была автором и практически сама реализовала идею отслеживания гравилора. Они отлично ладили последние годы, но ни разу Вероника не заговорила с ним про Эвридику.
Последний ребенок, которого она даже не смогла увидеть, подержать на руках, поддержать. Вероника боялась услышать о судьбе этой малышки. Вдруг она услышит такое, что навсегда оставит в сердце болезненное чувство вины? «Без матери она стала неуправляемой, капризной и проявляла к Георгию агрессию, которую он так тяжело переносил. А девочке не хватало материнской любви», – копошились в голове неугомонные мысли-тараканы.
– Расскажи мне, как так всё получилось, – мешая ложкой суп уже примерно с полминуты, спросила Вероника.
Георгий понимал, почему она не расспрашивала раньше. Печально и горько терять своих близких. Вероника отпустила память о ней вместо того, чтобы выслушивать рассказ о старости и смерти.
– Ей было тяжело. Переходный период, а она одна. Капризничала, срывалась. Она не подпускала меня близко. Три года мы прожили как две натянутые струны, пока она не влюбилась в парня – Александра, как сказал Сидон. Приклеилась к нему, и я ничего не сумел предпринять…а, может, сдался.
– Понятно. Это всё ненормально…так нельзя, – сказала Вероника и заплакала впервые за последние полсотни лет. Крупные капли падали прямо в суп, вызывая на поверхности волнообразные круги. Это было нелепо, мило, и сердце Георгия сжималось от боли и жалости. Как когда-то много тысяч лет назад.