Акут объявил Кораку, что это был обряд провозглашения нового царя, и указал ему большую фигуру косматого монарха, который овладел скипетром так же, как многие правители человечьей породы: убив своего предшественника.
Когда обезьяны наелись до отвала и многие уже собрались завалиться спать, Акут дернул Корака за руку.
— Идем, — шепнул он. — Следуй за мной! Делай все, что будет делать Акут.
Он медленно стал пробираться через чащу деревьев и остановился на дереве. Здесь он постоял с минуту, а затем тихо завыл. Десятка два обезьян вскочили на ноги. Их маленькие глазки забегали по сторонам. Царь первый заметил две незнакомые фигуры. Он издал зловещее ворчание. Затем он сделал несколько шагов по направлению к пришельцам. Шерсть на нем ощетинилась. Его ноги одеревенели, и он шел неуклюже, прихрамывая. За спиной у него толпилось несколько огромных самцов.
Он остановился, не доходя до пришельцев, как раз на таком расстоянии, чтобы его нельзя было ни схватить, ни ударить. Здесь он остановился и принялся раскачиваться взад и вперед на своих коротких ногах, оскаливая могучие клыки с устрашающими гримасами и издавая по временам грозное ворчанье — в один темп с телодвижениями. Постепенно раскачивания становились все быстрее, и рычание превращалось в один сплошной громовой рев. Акут знал, что он старается привести себя в ярость, чтобы броситься на них. Но старая обезьяна не собиралась сражаться: она пришла с мальчиком к этому племени, чтобы навсегда связать с ним свою судьбу.
— Я — Акут, — сказала она, — он — Корак. Он — сын Тарзана, который был царем обезьян. Я тоже был царем обезьян, которые жили в стране великих вод. Мы пришли, чтобы охотиться вместе с вами, чтобы сражаться бок о бок с вашим племенем. Мы — великие охотники. Мы могучие бойцы. Примите нас с миром!
Царь перестал раскачиваться. Он смотрел на них из-под нависших бровей. Его налитые кровью глаза сверкали жестокой злобой. Он слишком недавно стал царем и ревниво относился к своему званию. Он боялся, что эти две странные обезьяны вздумают оспаривать его права. Гладкое, безволосое существо называлось человек, а человека он боялся и ненавидел.
— Убирайтесь вон! — взревел он. — Убирайтесь, или я убью вас!
Пока обезьяны кончали свою пляску, мальчик, стоя за спиной Акута, дрожал от радостного нетерпения: ему хотелось поскорее спрыгнуть вниз, к косматым чудовищам, и показать им, что он их друг, что он им родной. Он ждал, что они встретят его с распростертыми объятиями, и теперь слова царя наполнили его сердце скорбью и негодованием. Чернокожие прогнали его. Он пошел к белым, к родным, белым людям, но, вместо привета и участия, ему ответили градом пуль. Большие обезьяны оставались его последней надеждой. Он пришел искать общества, в котором ему отказали люди. Но и обезьяны отвергли его. Гнев охватил мальчика.
Царь обезьян стоял как раз под веткой, на которой они сидели. Прочие обезьяны полукругом теснились за спиной царя и с любопытством наблюдали за тем, что происходит. Прежде, чем Акут мог понять намерения мальчика и удержать его, мальчик прыгнул на землю прямо перед царем, который теперь принялся вновь раскачиваться, чтобы привести себя в ярость.
— Я — Корак! — закричал мальчик. — Я — Убийца. Я пришел к вам как друг. Вы хотите прогнать меня. Что ж, я уйду. Но раньше я докажу вам, что сын Тарзана — ваш повелитель, такой же повелитель, каким был его отец, и что он не испугался ни вашего царя, ни всех вас!
Царь обезьян на минуту застыл от удивления: он не ожидал от пришельца такой дерзости. Акут был поражен не менее царя: он был в отчаянии, он умолял Корака опомниться, не рисковать своей жизнью, потому что он знал, что сейчас к священной площадке сбегутся все бойцы на помощь царю и беспощадно расправятся с самозванцем. Но вряд ли царю и понадобится помощь! Одно усилие мощных челюстей, и нежная шея мальчика обагрится кровью… Броситься на защиту Корака — значило идти на верную смерть, но преданный Акут не задумался ни на минуту. С глухим рычанием он спрыгнул на землю и встал рядом со своим другом.
Царь сделал шаг по направлению к мальчику и протянул длинные руки, чтобы обхватить его шею. Он широко раскрыл пасть, собираясь вонзить поглубже желтые клыки в гладкое смуглое тело. Корак пригнулся к земле и готовился принять нападение. Он сжался как пружина, стараясь избегнуть мощных объятий врага, а затем, в одно мгновение выпрямившись, нанес царю бешеный удар кулаком в живот: всю тяжесть своего тела, всю силу своих стальных мышц он вложил в этот удар. С ужасным воем царь обезьян опрокинулся на спину, судорожно цепляясь за своего противника.