Трясущийся и мертвенно бледный Усанга вывалился из фюзеляжа на землю, так как его нервы были напряжены, а сам он находился на грани обморока после тягостных ощущений, которые ему доставила мертвая петля. И все же упорство Усанги заслуживало лучшего применения. Ступив на твердую землю, он назначил повторение полета. Несколько оправившись, Усанга принялся бахвалиться, стараясь произвести впечатление на своих товарищей никчемной и бессмысленной «победой», которая и заключалась в том, что он пролетел, как птица, тысячу ярдов над джунглями в роли пассажира.
Потребовалось еще немало времени, пока окончательно в сознании чернокожего Усанги не укоренилась мысль, навеянная большой долей самовнушения, что он получил удовольствие от каждой минуты полета и даже сумел преуспеть в искусстве самолетовождения.
Чернокожий так ревниво оберегал свою вновь приобретенную игрушку, что не захотел возвращаться в деревню и принудил своих бандитов разбить лагерь около самолета, боясь, что у него самым непостижимым образом украдут чудесную летательную машину. Усанга с компанией и пленники оставались там в течение двух дней, и все время в дневные часы Усанга заставлял англичанина учить его искусству летать.
Смит Олдуик, припоминая долгие месяцы усиленной тренировки, прежде чем специальная комиссия, приняв у него экзамен, сочла его достаточно подготовленным летчиком, только улыбался самонадеянности и невежеству упорного африканца. А тот уже потребовал разрешения совершить самостоятельный полет.
— Если бы не боязнь потерять самолет,— объяснял англичанин девушке,— я позволил бы глупому человеку взлететь и свернуть свою дурацкую башку, что тот и сделал бы в две минуты.
Чернокожий настаивал на пробном вылете, однако пилот, наконец, убедил Усангу продлить время подготовки еще на два дня. Тот нехотя согласился с отсрочкой, но в полном подозрений мозгу негра росли сомнения в том, что совет белого человека не был вызван какими-то скрытыми мотивами, то есть Усанга подозревал англичанина в желании убежать самому на самолете. Поэтому, думал чернокожий, белый и отказывается допустить его к штурвалу, когда тот абсолютно в состоянии справиться с аэропланом сам, и нет малейшей надобности обучаться или пользоваться в полете помощью лейтенанта и его инструкциями.
В мыслях черного сержанта зрело решение перехитрить белого человека. Соблазн в облике двадцати четырех обольстительных жен сам по себе был достаточным основанием и побудительным мотивом к полету, и, кроме того, его желание обладать белой девушкой становилось нестерпимым, а он не привык долго сдерживать свои желания.
С этими мыслями Усанга лег спать вечером следующего дня. Постепенно, однако, мысль о Нарату и ее тяжелом характере перебила сон, отнимая у него надежду на осуществление гаремных планов. Если бы только удалось избавиться от прискучившей мегеры! Мысль, раз родившаяся, продолжала существовать, подозрительно готовя почву для злого дела. Но все самые хитроумные планы перевешивал тот факт, что чернокожий сержант на самом деле до смерти боялся своей жены, настолько боялся, что не осмелился бы даже убрать ее, если это не удалось бы сделать тихо, когда она спит. Тем не менее, по мере того, как один план за другим, вызываемый силой воображения и разбушевавшимся вожделением, были отвергнуты, Усанга вдруг замер: как удар молнии, ему в голову пришла чудесная идея. Озарение заставило его сразу подняться с охапки травы, которая служила ему постелью. Сна не было ни в одном глазу. Усанга уселся, возвышаясь над спящими товарищами.
Когда начало светать, он едва мог дождаться возможности осуществить свой план. Как только покончил с завтраком, отозвал нескольких воинов в сторонку и говорил с ними несколько минут.
Англичанин, обычно не выпускаемый из поля зрения предприимчивого негра, увидел, как тот что-то подробно объясняет своим головорезам, и по жестам и манерам черного сержанта было очевидно,— он их склоняет с каким-то действиям и дает указания, как правильно все осуществить. Несколько раз лейтенант замечал, как глаза негров поворачивались в его сторону, а однажды чернокожие внимательно посмотрели на девушку.
Все эти дни лейтенант Смит Олдуик жил в непреходящей тревоге, ожидая от захвативших их чернокожих всего наихудшего. Пока опасения его оказывались пустыми, но сейчас, похоже, Усанга затевал что-то весьма недоброе и грозившее им с Бертой Кирчер какими-то большими неприятностями, это было заметно по выражениям лиц черномазых негодяев.