Самец с черной шерстью значительно превосходил своего противника как по величине, так и по силе и свирепости. Дерущиеся львы обменялись несколькими мощными ударами лап, прежде чем большой лев не схватил за глотку своего более мелкого врага, а затем, как кошка встряхивает мышь, крупный лев встряхнул меньшего, а когда умирающий враг пытался подобраться к нему снизу, черный Нума предупредил его желание. Когти его задних лап вонзились в нижнюю часть грудной клетки противника, раздался хруст костей и треск раздираемой шкуры. Вскоре все было кончено. Грудная клетка и брюхо чужого льва были распороты одним ударом задней лапы черного красавца. Все внутренности соперника вывалились на песок, обильно орошая все вокруг кровью.
Когда Нума поднялся, расправившись со своей жертвой, и встряхнулся, Тарзан не мог не отметить изумительную пропорциональность и симметрию всех статей прекрасного зверя.
Львы, убитые им, сами по себе были хороши, в их шерсти Тарзан заметил черный отлив. Темная окраска особенно сильно отличала Нуму, попавшего в яму на охотничьей тропе племени Вамабо. Гривы здешних львов были немного темнее, нежели у тех, которые в изобилии водились в известных Тарзаном землях Центральной Африки. Черные гривы и рыжевато-коричневый оттенок шерсти сказали человеку-обезьяне, что эти звери принадлежали к особой породе, отличающейся от всех, каких ему приходилось видеть,— будто произошли они путем скрещивания лесного льва, давно знакомого ему, со зверями с куда более темным цветом шкуры, представителем которых мог быть Нума из ямы.
Внезапное препятствие на пути было устранено. Тарзан собрался отправиться на поиски следов девушки и английского офицера, чтобы выяснить, что с ними случилось, и вдруг почувствовал, что очень голоден. Необходимо было насытиться перед решительными действиями. Кружа по песчаному дну ущелья, пытаясь разобраться в запутанной сети бесчисленных следов — своих собственных, следов неизвестных ему людей и чужих львов,— Тарзан чувствовал сосущую пустоту в желудке. С его губ непроизвольно срывалось повизгивание голодного зверя.
Сразу же Нума из ямы навострил уши и внимательно взглянул на человека-обезьяну. Он отреагировал на сигнал голода и быстро помчался по направлению к югу, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть, следует ли за ним Тарзан.
Человек-обезьяна понимал, что зверь вел его к пище, поэтому спокойно двигался за ним, одновременно присматриваясь к следам и принюхиваясь, надеясь уловить знакомые запахи чувствительными ноздрями. Вдруг среди многих следов Тарзан обнаружил те, которые были оставлены ногами, обутыми в сандалии, и запах следа убедил его, что они принадлежат людям незнакомой ему расы, тем, кто был возле пещеры прошлой ночью в сопровождении львов. Затем он уловил слабый запах следа девушки, а немного позднее отыскался и след Смита Олдуика.
Неожиданно следов стало меньше, и те, которые принадлежали девушке и англичанину, резко выделялись среди прочих.
Как выяснил Тарзан, девушка и ее спутник шли рядом, а справа и слева от них двигались загадочные мужчины и их львы. Позади них тоже шли мужчины и львы. Человек-обезьяна был озадачен тем, что показывали следы, но пока не мог себе объяснить такое странное сочетание, хотя сомнений не могло быть — люди и львы шли вместе — на это же указывало и его обоняние.
Немного изменилось и строение ущелья, оно все еще змеилось в каменной толще в том же направлении, между стенами обрывистых скал. В некоторых местах ущелье расширялось, а затем становилось очень узким, дальше вновь расширялось и делалось все шире, чем дальше уходило на юг.
Неожиданно дно ущелья начало резко снижаться. То здесь, то там появились древние базальты в виде крутых скалистых склонов и отчетливо виднелись следы давно пересохших водопадов. Путь становился все труднее, но дорога хорошо просматривалась. Складчатые каменные уступы указывали на глубокую древность этого пути, а кое-где местность носила на себе следы разумной деятельности человека.
Тарзан и черный Нума прошли половину или три четверти мили, когда у поворота ущелья Тарзан увидел перед собой узкую долину, глубоко прорезанную в естественных наслоениях гранитов и базальтов земной коры, с высокой горной цепью, ограждающей ее с юга. Как далеко простиралась долина на восток и запад, ему не было видно. Но, очевидно, она была невелика — не более, чем на три-четыре мили в поперечнике с севера на юг.
Эта долина была хорошо орошаема, судя по обилию растительности, покрывающей низменность от каменистых гранитных утесов на севере до более пологих гор на юге.