Сопровождалось это все диким ревом вырвавшейся на свободу струи газа, и заревом пламени, поднимающегося на высоту 200 метров. Стихия, однако.
***
Хоким города Муйнака, когда-то стоявшего почти на берегу Аральского моря, а теперь море ушло на много километров на север, очень удивился, когда его разбудил звонок из Ташкента. Не часто ему звонили из центра. Выслушав подробную, но не очень понятную ему инструкцию об эвакуации из прибрежной зоны всех и вся, он привычно заверил большое начальство, что все будет выполнено, повесил трубку, поворчал еще немного на причуды большего начальства и начал раздумывать, что и как можно предпринять в это ситуации. Все, что пришло на ум – это связаться с военными, экологами, туристическими фирмами и охотхозяйствами, расположенными на подчиненных территориях.
Военные ответили, что получили предупреждения по своей линии и обещали выслать на разведку на побережье вертолет, но это будет лишь утром, когда рассветет. Со всеми, кто мог быть в это время в условно опасной зоне, пытаются связаться по телефону или по рации, но, по их мнению, никого нет.
Остальные ответили, примерно, то же. Вспомнив про пастухов, которые возможно пасли своих баранов и верблюдов близко к берегу моря, хоким связался с сельхозотделом хокимията района и передал им свое пожелание, что хорошо бы, если кто там есть на берегу, срочно их всех вернуть. Вот, пожалуй, и все что можно было бы сделать. Рыбаков на море быть не должно, рыбы на этом участке моря давно уже не было. А милиция и пожарные уже целую неделю, и так находятся на предпраздничном усилении.
Каково же было удивление хокима и всех жителей Муйнака, когда в самую полночь по воздуху прокатилась волна, напоминающая ударную, раздался гул – сильнее чем от пролетающего низко самолета, потом с севера донесся рокот, знающие сказали бы, что как от Ниагарского водопада, но из жителей Муйнака мало кто был в США, а на Ниагарском водопаде никого. МОРЕ возвращалось.
В суете и хлопотах прошли отпущенные посланцем три часа. Ислам Абдуганиевич время от времени бросал взгляд на настольные часы. Подошла полночь и ничего вроде бы и не случилось, но практически все, кто был в это время в резиденции почувствовали, как будто какая-то рябь прошла по всему, на что в это время каждый смотрел, как помеха в телевизоре. Мгновение и все прошло. Усталость – подумали многие, началось – подумал Президент.
Погас экран телевизора – Евроньюс прекратило свою передачу.
Через мгновение вошел дежурный офицер и доложил, что отключился весь зарубежный интернет, Глонасс и джпиэс. Ни один мобильный телефон не видит ни одного спутника. Антенны спутникового телевидения тоже ничего не принимают. Сигналов нет, никаких.
- Проверьте радио и проводную связь, радиовещание – уточнил Президент, увидев вопросительный взгляд дежурного, - после того как выяснишь все, соедини меня вновь со всеми.
Дежурный бесшумно исчез за дверью и через 15 минут явился еще более смущенный, если не растерянный.
- Радиовещание и телевидение только наше узбекское, а по радио на средних и коротких волнах говорит какое-то радио коминтерна из Москвы, а из Берлина на немецком языке передают речь Геббельса, посвященную предстоящему дню солидарности трудящихся 1 мая и дню рождения фюрера. И еще говорят, что сегодня вечер 9 апреля 1939 года.
Дежурный, доложив вышеизложенное, не знал, какую реакцию президента это вызовет. Вплоть до обвинения в сумасшествии, ареста, но президент даже не удивился. Он прошел вместе с дежурным в зал связи, где стояли мощные всеволновые радиостанции, попросил связистов побегать по волнам, останавливаясь на тех, где были какие-нибудь передачи, дошли до Берлина.
- Все еще говорит, - произнес президент, услышав голос Геббельса, и вышел вместе с дежурным.
- Улугбек, - обратился он к дежурному, - сделай милость, сформулируй коротко по-военному, все, что ты сейчас видел и слышал, я хочу услышать твои выводы.
Дежурный офицер, вытянувшись по стойке смирно, доложил, что если он не сошел с ума, и это не чья-то дурная шутка, они все попали в ночь с 9-го на 10-ое апреля 1939 года, во что он дежурный не верит, и ему кажется, что он заболел, спит на посту и скоро проснется, и сон пройдет, исчезнет.