— Не я. Это — Вещь. У вождя их много, он ведь вождь.
— Не понимаю.
— Ешь. Огонь делал тебе еду, ешь.
— Остынет, будет невкусно, — задумчиво сказала Найя, как мама говорила ей в детстве. Подхватила палочками стебли и отправила в рот. Прожевав, сказала:
— Ты мне расскажешь, да? О Вещах.
— Ешь. Расскажу. Потом.
— Ты мне всё расскажешь? Все, что знаешь сам?
— Всё расскажу.
— Точно?
— Как ты сказала?
— Неважно. Потом так потом.
Оторвала кусочек горячего стебля и зашипела, подзывая мышелова. Тот прыгнул сверху, с перекладины, и завертелся, изгибаясь, топорща усы и жмуря жёлтые глаза. Конец пушистого хвоста мелькал, сверкая в сумраке хижины, как болотный огонёк.
— Вот мышелов. Это же кот. И не совсем кот. У наших котов глаза не такие. И уши острые. А хвост — без кисточки. Или с кисточкой?
Найя отдала мышелову ещё кусочек и положила палочки в миску, которую держала на коленях. Лицо её стало серьезным.
— Акут. Я забываю, как было там. В моей прежней жизни. Я помню, что было, но какое оно было, я забываю!
— Ты говоришь непонятно.
— Знаю. Ну и что. Зато я говорю много и потому быстро учусь. Но я не хочу забывать! Акут, мне нужна… бумага! Или плоские листья, большие. Как те, что на крыше!
— Зачем?
— Я буду писать на них. Рисовать свою прежнюю жизнь.
— Рисуй на циновках.
— Ты унесёшь их женщинам!
Он пожал плечами, собирая стебли с краев миски.
— Ты поела? Хочешь ещё?
— Нет! — она поставила миску на пол. Встала на колени и заговорила, сжимая кулаки:
— А тебе наплевать, да? Ты меня кормишь и лечишь. И чтоб было тепло спать. А мне надо ещё, другое! Я пришла сюда и, и… Я не знаю, что будет дальше!
Мастер доел, отложил палочки и, поднеся к лицу, вылизал миску. Сказал, обтирая щёки ладонью:
— Ты глупая, как все женщины. У вас всё вот тут, — он прижал руку к груди, — и ещё вот тут, — рука опустилась ниже.
— Ты!
— Молчи! Твое странное сердце бьётся, и стук его идёт сюда, — он прикоснулся смуглым пальцем ко лбу, — но там мало места. Ты живёшь, и вокруг тебя — жизнь. Зачем тебе другая? Она осталась там. Ты не хочешь туда. Зачем держать её тут и здесь? — он показывал пальцем на лоб и снова на сердце.
— У меня тут, — Найя поднесла ко лбу свой палец и уперла его так, что он согнулся, — хватит места на две жизни. И ещё на две!
Акут смотрел, как она стоит за очагом на коленках, из-под короткого подола домашней простой тайки светятся голые ноги. И палец прижат к середине лба, а по бокам два серьёзных глаза — на него. Губы сжаты. На щеке размазан сок от еды. Светлые волосы забраны в два жгута с вплетенными вьюнками. Такая красивая.
Он кивнул.
— Ты Найя, несущая свет. Не такая, как другие женщины, и я верю, ты говоришь из головы, а не только из сердца. Поживи тихо, Айна высушит лес, и деревья дадут новые листья.
— А вдруг я все забуду?
— Ты не должна бояться.
— Ну… Ладно. Хорошо… Я сыта, мне тепло, и твой гребень помог мне красиво расчесать волосы. Теперь я хочу быть одна.
— Спать?
Найя направилась к ложу, укрытому шкурой. Сказала, не поворачиваясь:
— Я буду думать. А потом спрашивать ещё.
Акут усмехнулся вслед. Но в усмешке была и растерянность. Забрал миски и ушёл к раскрытой двери.
Она лежала, кинув шкуру на ноги и, повернув лицо, смотрела в открытый проём. Там мелькала его фигура, когда споласкивал посуду под струей воды, текущей с жёлоба на крыше. Потом ходил, проверяя перила, и, прихватив висящий снаружи пучок лиан, подвязывал расшатавшиеся жерди. Прямоугольник проёма чертили тонкие линии падающей воды. А шум дождя был уже привычен и не слышим.
Мастер завел вполголоса песню, но Найя не стала вслушиваться и узнавать в ней слова. В голове её тоже будто шел дождь. Мысли текли частыми каплями, сменяя одна другую, и непонятно было, какую надо подумать раньше, какая самая важная.
«Живут, как дети. Правда, есть опасности, они ходят на охоту и могут умереть от ран или укусов, но это случается очень редко. Есть ядовитые растения, но слишком много вокруг того, что помогает им жить без забот. Кругом еда… Вот они с Акутом, который не охотится, живут месяц, от полной луны до другой полной, и уже пошёл второй месяц. А он всего-то несколько раз сходил в деревню — принести вяленого мяса и каких-то вкусностей. А не сходил бы, то и не умерли бы. Каждый день в одном углу хижины вырастают грибы на тоненьких дрожащих ножках с оранжевыми шляпками размером в ладонь. Вкусные даже сырые. А в другом — подставка под грозди ягод с конца лианы, пропущенной через щель в стене. А ведь снаружи лиана пустая, ягоды растут только на одной ветке. И этот напиток, что сочится с другого стебля в подставленную плошку».