— Мне сон приснился, плохой.
— Ну, так сон же? Сейчас пройдёт, да? — он осторожно погладил её волосы.
Она уклонилась, поворачивая голову — посмотреть в окно. Шторы защищали их ночь от неспящего города, лишь несколько самых сильных огней висели на чёрной ткани, как мутные цветы с острыми лепестками.
— Вить… Мне сны не снятся. Вообще. Никогда…
— Что, совсем не снятся?
— Да. Я раньше переживала, потом привыкла как-то. Махнула рукой. А тут сразу такое…
— Расскажешь?
Аглая сползла пониже, придавила головой подушку. Теперь над ней был его живот и рёбра, через цветной рисунок она видела, как поднимается от дыхания грудь. И кожа складочками на боку от того, что сидит, неудобно скрутившись. Потянула его, чтобы лёг, поёрзала, вздыхая, устраиваясь. Подталкивая, отвернула от себя и прижалась к его спине целиком, вкладывая согнутые колени в его ноги. Вздохнула ему в шею.
— Тебе так слышно?
— Угу, — он шевельнулся, прижимаясь крепче.
— Это про тебя сон.
— Да.
— Я была в пещере, очень большой. Привязана. Знаешь, не верёвками, а чем-то… круглым, тугим. Везде: через горло, за руки и ноги, через живот. Спина болела, потому что стенка там — холодная и неровная. А вокруг — змеи. Что?
Почувствовав, как напряглось тело, приподнялась на локте — посмотреть на его профиль. Ждала, когда повернёт голову, глянет в ответ и успокоит взглядом. Не повернулся, и профиль на фоне подушки стал жёстким, будто нарисованным.
— И всё? — спрашивая, почти не шевелил губами.
— Витенька… посмотри на меня, пожалуйста. А?
Теперь она сидела над ним, так же, как он недавно. Витька повернулся на спину. Серые глаза темнели на серьёзном лице. И всё. Ни удивления, ни интереса. Просто ждал.
Аглая смотрела на него. На глаза, широко расставленные, и из-за этого иногда казалось, что чуть косые, заячьи. На прямой нос со шрамиком сбоку. Плотно сжатые светлые губы. Хотела спросить, почему испугался так, но вместо того сказала растерянно, с надеждой на ответ:
— Я тебя люблю…
Он не ответил. Только потянулся, нашёл ее руку и приложил ладонью к губам. Помолчав, спросил, щекоча кожу:
— А ещё что видела? Почему про меня?
Аглая снова увидела бесстрастные глаза из сна. Но поверх её ладони смотрели другие, серьёзные и встревоженные. И она ответила:
— Ну… змеи эти. Они были похожи на твою.
— И всё?
— Да, — ответила, чтобы только увидеть, как из его взгляда уходит тревога. И она ушла. Шевельнулись губы, он снова поцеловал её ладонь и, закрывая глаза, обхватил, притянул к себе, прижимая рукой поверх лопаток.
— На мою насмотрелась, вот и снится ерунда.
А она снова увидела плоские головы, покачивающиеся, меняющие положение, чтобы… чтобы лучше увидеть, как бьётся привязанная к стене.
— Вить… ты мне обещал показать снимки. Мне ведь утром в институт, потом домой.
— Не забыла.
— Ну что ты! Когда засыпала, пожалела, что не успели.
Она села, но Витька снова притянул её к себе, поцеловал в кончик носа, поправил волосы за ухом. И отпустил.
— Бери простыню и тапки. Пойдём, чуть-чуть посмотришь. Только недолго, чтобы выспалась.
— Хорошо.
Витька голый прошёл по комнате, нажал на кнопку компа. Ей хотелось сидеть и смотреть, как он ходит, как двигаются лопатки и кожа на боку собирается складочками, когда поворачивается. Как наклоняется, выставляя одно плечо всегда немножко вперёд. И свет монитора перебирает волосы над оттопыренными ушами.
— Ну, что ты там?
Подхватывая край простыни, чтобы не наступать, подошла через полумрак большой комнаты от жёлтого света над постелью к голубоватому свету монитора и замялась, разыскивая взглядом табуретку. Витька обхватил её рукой, усадил на сдвинутые колени. Уложил её руку поверх своей шеи и, щекочась лохматыми волосами, устроился так, чтобы смотреть из-под руки.
— Тебе же неудобно.
— Тебе удобно?
— Да.
— Сиди тогда.
И Аглая затихла на его коленях. Пусть снятся страшные сны, и пусть он даже не ответил на её слова про любовь. Если потом сидеть вот так, вдвоём, как одно.