Нок закрывает свои и умолкает.
Я не знаю, откуда она берет силы для того, чтобы говорить, после того приступа кашля, который только что перенесла. Чувствуя, как сжимаются ее пальцы на моей руке, я думаю, что она, наверное, все-таки бессмертная. Я вижу, как загорелись ее глаза во время рассказа, я понимаю, что они уже больше не погаснут.
Правда, воздух по-прежнему клокочет в ее груди, словно вторя неизменному жужжанию вентилятора.
Должен признаться, что пауза впервые приносит мне облегчение. Во время всего ее повествования меня терзает какое-то беспокойство. Может быть, из-за царящего здесь странного запаха, смеси ароматов трав и пота усталых тел. Или из-за жары, из-за послеполуденной духоты, всегда такой изнурительной в это время года. Или из-за тяжелого предчувствия, которое не покидает меня, несмотря на…
— Несмотря на мои подозрения, — продолжает старуха шепотом, полузакрыв глаза, — я надеялась, что, разрешившись от бремени, она избавится и от своих приступов. Я пыталась следовать совету, который дала зятю, и проявляла терпение. Я уступала ее капризам и баловала ее, как могла. Когда начались первые схватки, я поверила, что мы обретем наконец покой. Роды длились целый день и всю ночь. На рассвете она произвела на свет сына. Я положила ребенка ей на грудь и испытала огромное облегчение, увидев, как ее лицо, с которого месяцами не сходили гневные гримасы, осветилось нежностью. Я подумала, что бесы покинули ее. Я уже представляла, как она в спокойствии воспитывает своего сына, как обучает его мудрости и трудолюбию. Но — в который раз! — я ошиблась. Как только несчастный младенец заплакал, злоба снова исказила черты дочери, она осыпала его проклятиями, чтобы заставить замолчать. Моя дочь выносила только свои собственные крики. В последующие месяцы приступы ее бешенства только усиливались, и я поняла, что скоро ее семейная жизнь затрещит по швам. Она не занималась сыном, оставляя его мне или свекрови. Вначале она по-прежнему приходила на ферму помогать мне. Но вскоре, вместо того чтобы кормить скот, она начала гулять по полям и берегам Меконга, устремив черный взгляд к горизонту. Так застрявший на суше моряк жадно вглядывается в дорогие его сердцу океанские просторы. Затем она возвращалась и заявляла, что ей не нравится ее жизнь, что она создана не для того, чтобы быть матерью и женой, что ее муж ей не подходит. «У него мало денег, — говорила она. — Я хочу уехать в столицу, к лучшей жизни. Я не могу больше выносить эту нищету». Сколько жалоб и упреков раздавалось в ту пору в моем бедном доме. Сражения шли каждый день, и я почувствовала, что она скоро победит. И оказалась права. Девочка снова начала ходить к мужчинам в деревне. Она бросала сына дома без присмотра и соблазняла всех, кто имел несчастье попасться на ее пути. Репутация нашей семьи и семьи ее мужа стремительно разрушалась. В кафе, на рынке, в магазинах говорили только о нас. Зять, не зная, как вернуть жену на путь истинный, пришел умолять меня о помощи. Я пыталась… Клянусь, я пыталась…