— Ну пошли скорей, — снова повторил человек в маске.
Он торопил ее. Не надо было приводить ее сюда. Теперь он сердился на самого себя. Он переминался с ноги на ногу, он боялся, что если будет стоять неподвижно, то его утянет в пропасть.
Одевшись, девочка вышла из дверей, шаркая шлепками. Быть может, она вспомнила о белом платье, о своих ночных путешествиях в темные края на жалком матрасе, превратившемся в корабль? Она подошла к нему, взяла за руку и повела прочь из своего ада.
Пхон
Октябрь 1984 года
Я вернулся с рынка и выкладывал овощи, когда услышал, как хлопнула входная дверь. Господин Джонс снимает ботинки, облегченно вздыхая потому, что наступили наконец выходные. Потом кладет ключи на буфет и идет в гостиную.
Я роюсь в сумке, отыскивая лимоны. Я приготовлю ему лимонад и положу туда побольше сахара, чтобы поднять ему настроение.
— Добрый вечер, Пхон, — неторопливо говорит Джонс и садится на диван.
— Добрый вечер, сударь.
Я достаю из холодильника три кубика льда, кладу их на дно стакана и энергично перемешиваю. Кусочки желтой мякоти танцуют на поверхности лимонада в том же ритме, что и кристаллы сахара. Я вынимаю ложку из стакана и пробую то, что сделал. Отлично.
— Я вам приготовил лимонад, — говорю я и ставлю перед Джонсом стакан.
— Очень хорошо. Спасибо, Пхон, — отвечает он, берет стакан и немедленно подносит его к губам.
Я не сразу ухожу на кухню. Я стою перед ним, опустив голову, и украдкой смотрю, проверяя, по вкусу ли ему напиток. Он пьет, прикрыв глаза. Это хороший знак. Я незаметно улыбаюсь, как колдун, удовлетворенный тем, что невинная жертва проглотила его волшебное зелье, и поворачиваюсь, чтобы вернуться в свое убежище.
— Подожди минуточку.
Его тон изменился. Стал суровым. Таким же, как в тот день, когда он обнаружил, что я разбил один из шести хрустальных бокалов, вытирая с них пыль. Я не решился ему признаться, надеясь, что он ничего не заметит. Но два месяца спустя он пригласил на ужин коллег по работе. Как раз шестерых.
— Я встретил госпожу Мартен, — говорит он, ставя стакан на низкий столик.
Ну и что же эта гадина ему сказала?
Джонс складывает руки на коленях. Я уже видел эту позу, и она не предвещает ничего хорошего.
— Она сказала мне, что приходила Нет и…
Он прерывается, встает и подходит к буфету из темного дерева, стоящему у входа в гостиную. Он выжидает несколько секунд, потом открывает верхний левый ящик, тот, где обычно хранит важные бумаги. Хозяин достает какой-то предмет, слишком маленький, чтобы я мог разглядеть его со своего места. Затем, опустив голову и сгорбив спину, он возвращается на диван. Он прячет в руках то, за чем он поднимался. Он хмурит лоб, он озабочен, ему неловко. Через мгновение он раскрывает ладонь и ставит на стол две маленькие серебряные коробочки. Одну овальную, другую круглую. Пеликана и майну. Двух птиц, улетевших из его комнаты. Я с трудом стряхиваю оцепенение и пытаюсь прийти в себя.
— Госпожа Мартен сказала, что она подозревает Нет в краже. Сначала я ей не поверил, но… Вчера вечером, сразу после прихода Нет, я заметил, что две шкатулки исчезли, — говорит он почти шепотом. — Когда она заснула, я залез в ее сумку и там их…
Невыносимые картины проносятся перед моими глазами. Убираясь утром в спальне и поднимая брошенную у порога ванной комнаты простыню, я думал, что это следы ночи любви, а это были последствия бурной сцены расставания. Я представляю Нет, застывшую на постели в момент предъявления Джонсом вещественных доказательств. Ее сердце разрывается, она понимает, что потеряла фаранга из-за двух серебряных коробочек. Потом я вижу, как она, в последнем порыве гордости, заворачивается в простыню, чтобы одеться в защищенном от его взглядов месте, и бежит… Как воровка.
— Она больше не придет, ты знаешь?
Я закрываю глаза. Я потерял свою единственную союзницу. Она покинула меня.
— Пхон, что с тобой?
Джонс никогда не говорил со мной таким голосом. Так мягко и ласково, словно дружески утешая меня. Я дрожу. Напрасная трата нежности. Она не возместит мне потери.
— Пхон, с тобой все в порядке? — спрашивает господин Джонс, которого встревожила моя бледность.
— Да, извините. Я… я пойду их поставлю на место, — говорю я и беру двух птиц, которые обжигают мне ладони.
Волоча ноги к лестнице, я горю от ненависти. К госпоже Мартен, которая, наверное, радуется сейчас. К Нет, которая солгала мне, сказав, что хочет приворожить Джонса, а сама хотела лишь обворовать его. К себе, такому легковерному. Поднимаясь по ступеням, я понимаю, что бормочу что-то себе под нос, как брат во время приступа безумия, и скорее сжимаю губы, чтобы отогнать угрожающее мне помешательство.