— Я не могу,— не отрывая глаз от бумаг, сказала Татьяна.
— Нет, ты подумай, Татьяна,— настаивала на своем Зина.— Это стоит того, чтоб подумать.
— Я уже думала,— сказала Татьяна, хотя на самом деле она не придавала никакого значения Зининым словам.— Ничего у меня не получится.
— Как хочешь,— так же легко согласилась Зина и, слегка вскинув голову, с независимым видом прошла к несгораемому шкафу.— А у меня пренепременно получится, будь уверена!
— В прошлом году у тебя тоже получилось…— насмешливо сказала Нина Ивановна.
— Что было в прошлом, того не будет в этом,— уверенно заявила Зина.
«Вот и у нее есть мечта,— подумала Татьяна.— У каждого человека должна быть мечта. Большая или маленькая — но должна быть. Обязательно».
— А в самом деле, девчата, что это у нас сегодня так мало народу? — опять спросила Зина.
— Может, что случилось? — быстро отозвалась Нина Ивановна.— А мы торчим здесь и ничегошеньки не знаем.
Она заволновалась и стала беспорядочно перекладывать с места на место бумаги на столе. Потом спросила:
— А в газетах ничего такого не было? А то я не успела дома просмотреть…
Оказалось, что Зина тоже не держала сегодня газет в руках. Она пояснила, что ей пришлось заняться перед работой срочными домашними делами.
— Да нет, ничего такого вроде не было,— сказала Татьяна.— Правда, я одну только «Чырвоную змену» выписываю.
— «Чырвонка» всегда печатает новости с опозданием,— сказала, как отрезала, Нина Ивановна.— Надо было «Звязду» выписать. Или «Правду», она теперь в тот же день приходит. А еще лучше — «Известия». В «Известиях» теперь все самое свеженькое.
— Почему только в «Известиях»? — запротестовала Зина.— И в других газетах тоже бывают любопытные статейки. В «Комсомольской правде» страшно интересные фельетоны. О дружбе и любви в том числе. Ужасно люблю читать о дружбе и любви.
— Ничего вы не знаете,— с важным видом сказала Нина Ивановна и загадочно умолкла.
Эта Нина Ивановна всегда знает что-то такое, о чем Татьяна и не догадывалась и не подозревала. И откуда только черпает она свои сведения?
Тем временем Нина Ивановна посмотрелась в зеркальце и снова слегка подкрасила губы. Не глядя на нее, Зина скептически заметила:
— Если вы так хорошо осведомлены, почему же не знаете, что сегодня происходит?
— Значит, ничего такого нет. Потому что, если б что было,— непременно б знала. Правда, Танюсенька?
Татьяна просто терпеть не могла, когда ее называли уменьшительным именем. Она очень неохотно отзывалась на Таню, или Танечку, или — что было уж совсем нестерпимым — на Танюсеньку. Видимо, люди сразу замечали это и старались не называть ее так. Всюду — и техникуме и в общежитии — было так, да и здесь, и сберкассе, Зина тоже звала ее Татьяной. И вот только Нина Ивановна упрямо не хотела называть ее иначе, как Танюсенькой. «Танюсенька, сделайте вот это... Танюсенька, заполните вот тот реестрик… Танюсенька, а нельзя ли...»
«Нельзя! — каждый раз хотелось крикнуть Татьяне.— Нельзя называть меня так!»
Но она не кричала. Она старалась и виду не показать, что ей это неприятно.
А все дело было в том, что у девушки были имя и фамилия, которыми она очень гордилась. Она была не просто Татьяна, а Татьяна Ларина. И не благодаря какой-то фантазии или игре воображения, а на самом деле. Да, она носила такое же имя, как и та бессмертная героиня, которую создал гений великого поэта. Носила, хотя долгое время даже и не подозревала, что оно значит для людей. А потом, когда поняла, опять-таки долго удивлялась, почему у нее такое имя.
Родителей своих Татьяна не помнила, она выросла в детдоме. Впервые довелось ей задуматься над тем, кто она и откуда, на одном из уроков русской литературы, когда проходили «Евгения Онегина». Ее очень удивило то, что пушкинская героиня имела такое же имя, как и она. И все ученики тоже удивились, Татьяна поняла это по их лицам, но вслух никто не выразил своего удивления: детдомовцы умеют быть тактичными.
Тогда Татьяна решила заняться поисками.
Выяснилось, что в детдом, где она тогда была, Татьяна попала из другого, который находился в Зарайске. Во время каникул Татьяне удалось съездить туда. Но там она мало что узнала. Из документов было лишь видно, что под таким именем она была записана «в момент поступления». А «поступила» она, оказывается, в возрасте одного месяца. Никаких других сведений в документах не было. И расспросить о каких-нибудь подробностях тоже было не у кого — тут теперь работали новые люди. И все же ей повезло. Кто-то из сотрудников вдруг вспомнил, что в железнодорожном поселке живет женщина, работавшая здесь с самых первых дней. Татьяна бросилась искать ее и нашла. Память у женщины оказалась хорошей, и она рассказала, как и при каких обстоятельствах Татьяна попала в детдом. Принес ее, оказывается, один старый одинокий учитель, семья которого погибла в войну. Жил он неподалеку, и вот, выйдя как-то утром из дому, вдруг обнаружил на крыльце ребенка, завернутого в старую телогрейку. Учитель отнес его в детдом. Он же и дал девочке имя — Татьяна Александровна Ларина. А почему именно такое, женщина не знала. А про учителя сказала, что он года через три после того умер, но, пока жил, часто навещал свою «крестницу», приносил ей сладости.