— Я и ходила, — сказала я, подозревая, что Тамареск пытается выспросить видела я его или нет.
— Нет. Вы по-другому ходите. Это мужские шаги были.
То, что в следующие пять или десять секунд творилось у меня в голове, сравнимо разве что с листопадом в буран.
Он знает, КАК я хожу? Он Маньяк? Или он подслушивает? Если подслушивает, значит, фетишист! Если фетишист, значит извращенец. Извращенцев, если они не закоренелые еще, я, кстати, люблю. Но сам факт! Так, стоп, успокоиться и выключить панику! Что мы знаем об ардогах? Они от земли могу получить абсолютно любую информацию. Но тут пол! Успокоившись, было, я снова впала в панику. Он подслушивал? Нет, точно он подслушивал, потому что откуда иначе ему знать, что тут кто-то был.
Я быстро оделась и вышла из комнаты. Тамареск стоял передо мной, недоуменный.
— Мне страшно, — сказала я, — можно я побуду с тобой пока?
— Можно, — пожал плечами Тамареск, — мне не спится все равно. Хотите, можем червей посмотреть.
— Они не спят?
— Только что проснулись.
Мы вошли в лабораторию. Везде была земля, пахло сыростью. Посередине комнаты была протоптана дорожка.
— Иди строго по тропинке, — шепнул Тамареск, — черви на нее не выползают.
Я прошла и села на стул, который не был заляпан землей или грязью. Тамареск сел напротив.
— Скоро они появятся. Я накопал земли с огорода госпожи Кабручек, матушки Гая, и смешал с землей владений Уша, чтобы выявить способность последней к излучению энергии. Ее я назвал — Энергия Проклятья Ара (ЭПА). Излучение было, но не сильное. ЭПА заставила червей расти примерно на треть от их исходного размера. Сколько я не добавлял земли еще, черви больше не росли. Но сама структура земли стала изменяться. Теперь земля, которая соприкоснулась с ЭПА, стала изменяться по ночам, когда темно. За ночь ЭПА накапливается, под лучами солнечного света она выбрасывается в атмосферу и изменяет все живое, черви хорошо растут, но всем остальным я бы не рекомендовал сюда входить, пока идет высвобождение ЭПА.
Ноги моей коснулось что-то влажное, я заорала, что есть мóчи. Не переношу, когда ко мне прикасается что-то мягкое, холодное и мокрое. Тамареск метнулся и схватил моего обидчика. Им оказался простой кольчатый червь, похожий внешне на дождевого, но поражали размеры твари: толщине его завидовали анаконды, а длина была чуть меньше чем у порядочного питона.
— И сколько их тут таких? — дрожащим голосом спросила я, представив, сколько тут может быть таких тварей и чем это может кончиться.
— Он один. Как только они начали интенсивно расти, то я понял, что комнаты им скоро не хватит. Часть я поместил в банку и отправил к мадам Кабручек на историческую родину, а часть просто отпустил. Мадам Кабручек пишет, что черви стали изменяться в обратную сторону, ЭПА на них больше не воздействует, поэтому они уменьшаются. Когда я найду ответ, почему этого не происходит с тварями с владений Уша, тогда мои поиски буду окончательно завершены. Я хотел оставить себе двух червей, но потом оказалось, что они каким-то образом размножились. Мать с детьми я выпустил, а отца оставил себе.
— Может, он скучает по семье? — сказала я, поглаживая черв кончиками пальцев. Мне показалось, что он заурчал.
— Не знаю, сначала он, кажется, был даже рад, что его освободили от отцовства. У них очень сложная социальная система.
— У червей? Бред какой! А, кстати, почему ты говоришь о нем во множественном числе?
— Привык. Да и можно ли о такой зверушке говорить в единственном?
Я задумалась: логика была своеобразная, но, как мне показалось, верная. Хотя чего не примерещится около трех часов ночи после череды пугающих событий.
Тамареск спустил червя с рук.
— А что он кушает?
— Трудно сказать. Он просто пропускал землю через себя, пока ползал и получал оттуда полезные вещества, потом… потом, когда он стал достаточно большим, у него появилось что-то вроде сознания. Он понимает меня, знает мой голос, слушается редко, но слушается. Я бросаю ему в землю то, что ем сам, на утро это пропадает. Он даже выпрашивать научился.
Из угла послышалось шуршание. Червь, кажется, был недоволен.
— Молчи, жертва эксперимента, — усмехнулся Тамареск, — недавно начал общаться со мной при помощи шуршания: нашел где-то лист бумаги и шуршит им. Выражает свои эмоции. Я не понимаю как, но точно передать их ему удается. Так и живем.
Мы помолчали.
— А вы с ним так и спали? Пока я занимала вашу комнату?
— Да. Ардоги изначально должны спать на земле. Если шамана покидает сила, он спит на земле, и она к нему возвращается. От меня она не уйдет, это я точно знаю, раз такая профилактика. Он мне не мешает, шуршит себе и шуршит. Я ему тоже не мешаю.