— Жуть какая.
— Зато умрем в один день.
— В твоем мире это какой-то особый шик?
— Любить до гроба проще, если быстро, — выдала я, — Это не шик, просто есть на родине у меня такая присказка: "Жили они долго и счастливо, и умерли в один день".
— Запеченные в фольге, — договорил Тамареск, — Но тогда тебя не заберет Вселенная.
— И тебе не придется меня терять.
— Странной притягательности вариант. Сомнительный, я бы сказал.
— В любом случае, давай-ка поднимемся к солнцу поближе.
Мы вошли в жаркую комнату, я сразу же открыла окно.
— Душно здесь, как в духовке, ей богу, — откомментировала я.
— Кошмар, — согласился Тама.
Он подошел ко мне и обнял, нежно пощекотал ушко губами. Моя тога поползла куда-то вниз, я не осталась в долгу и сдернула с одеяния Тамареска брошь. Кусок ткани, в который он был замотан, упал на пол. (Здесь необходимо отметить, что национальная тога в Ардоре носится без нижнего белья и мужчинами и женщинами).
— Ах, вот ты какая коварная, — возопил он в комичном гневе и толкнул меня на постель, — за это я тебя съем!
Съесть он меня, конечно, не пытался, не для того разворачивал он мой фантик, чтобы сожрать, как конфету. Веселость наша довольно скоро сменилась нежностью. Тамареск неповторимо сочетал все, что я люблю. Все, что было, было слишком восхитительно, чтобы остаться правдой. Но и сном это не было.
Мы стали единым целым, я впервые почувствовала не просто соединение мужчины и женщины, а единство двух душ. Словно огромный охранный купол объял весь НАШ мир, и его уже ничто не могло разрушить. Все закончилось, и только ощущение "купола" осталось с нами. Какое-то время мне казалось, что мы чувствуем одинаково: он чувствует тоже, что и я, я чувствую его чувствами. Словом, мы были очень и очень счастливы, и не верилось, что когда-нибудь расстанемся. Это уже невозможно.
— Вы все правильно сделали, дети мои, — раздался ехидный голос Великого Шамана.
— Уйдите, Ангикоха, — лениво отмахнулась я, — Я не одета.
— А я и не подсматривал, я почувствовал. Это весь Тау почувствовал. Боюсь, что и Вселенная, отвернувшаяся на секунду, тоже… почувствовала…
Глава 15. Немного о повадках Великих Бабочек
Утро, прекрасное утро. Почему его всегда сравнивают с младенцем? Теперь я понимаю, почему… Утро чистое, еще не испорчено словами, оно прекрасно само по себе. Нежаркое еще Ардорское солнце, которое имеет особый золотистый цвет, ласково пощекотало мой нос и ресницы. Я открыла глаза. Рядом лежал Тама, он смотрел на меня, в карих глазах искрились солнечные лучи.
— Почему говорят, что утром женщины не такие прекрасные, как вечером? — тихо спросил он.
— Потому что мне всегда так говорили утром. "Милая, вечером ты была прекраснее!", — тихо ответила я.
— Какие они были идиоты, — так же тихо сказал Тамареск. Он сгреб меня в охапку и крепко прижал к себе, — Святик, как же я тебя люблю!
Вдруг в дверь заколотили, мы одновременно вздрогнули. Тамареск что-то заворчал и пошел открывать, а из-за двери уже раздавались вопли Михаса:
— Друзья, проснитесь! Марлен окуклилась!
Я Быстренько натянула тогу, получилось криво, но зато нагота прикрылась.
Михас влетел бешеный, голубые глаза горели, волосы были растрепаны, он размахивал руками и бессвязно бормотал.
— Михас, успокойся, брат, — Тамареск усадил друга на стул, — Тебе дать попить?
Михас сотворил из воздуха бутыль вина и выпил ее залпом.
— Уже не надо, — хрипло проговорил он.
— Вот пьянь, — в дверях материализовался Гай, — утро не наступило, а ты уже пьешь. Как вчера начал так сегодня продолжаешь. Михас, мне не нравится эта тенденция.
— Дуралей, чтоб ты понимал, — буркнул Михас, — вчера у нас был научный диспут с мастером Ангикохой, он первым сказал, что Марлен окуклится сегодня утром.
— Ага, — перебил Гай, — диспут был настолько научный, что тебя принесли в стельку пьяного слуги. Бедный Шаман, надеюсь, он жестоко мучается похмельем!
— Я все слышу, Гай Кабручек, — раздался из-под потолка голос.
— Я волен говорить, что думаю.
— Как ваше самочувствие, мэтр? — спросила я.
— Спасибо, девочка, за заботу. Надежды господина Кабручека сбылись.
— Ты не так плохо выглядел даже тогда, когда родилась Аута, — заметил Тамареск.
— Чтоб вы понимали! — в сердцах воскликнул Михас, — Чтобы гусеница стала бабочкой, ей надо окуклиться. Если Марлен станет бабочкой, то в нашем распоряжении будет нечто невообразимое.