— Пожалуй, ты и прав, — дрожащим голосом ответила я.
Все-таки я успела порядком напугаться. Но нехорошее предчувствие подсказывало мне: это только начало чего-то странного, и теперь вопрос "зачем мы уезжаем?" вообще не стоит. Мы не уезжаем теперь, это теперь я бегу под сильной охраной из трех мужчин, от незнакомого мне господина Таугермана Шоса.
Глава 3. Накануне
Я лежала в комнате Тамареска, которая отныне считалась моей, на листе мирно пасся Буквоежка. У него был уже и дом, и садик, даже небольшой парк развлечений. Я лежала и думала, сна не было ни в одном глазу. Меня беспокоило чье-то присутствие. Я явно его ощущала, но в комнате, кроме меня и Буквоежки никого не было. Звать Тамареска мне казалось невежливо и вдобавок не хотелось быть в его глазах назойливой.
Постепенно я стала засыпать, мне опять приснилось, что кто-то гладит меня по спине. Так нежно, убаюкивающе ласково. Я засыпала, но старалась не засыпать. Мне было интересно, кто же это. В свете последних дней, это должен был быть Тамареск. Эта его фраза: "А хотелось бы, чтобы обязывало", как ее можно понять по-другому? Во мне проснулось любопытство и охотничий азарт. Захотелось поймать за руку того, кто, как это говорила Таура, "клянется мне в верности, любви" и прочая, и прочая.
Я сладко поежилась. Рука перестала меня гладить, видимо, этот кто-то ждал, пока я угомонюсь. Значит, этот кто-то мне не снится.
Я дождалась, пока руки продолжили свою уютную клятву. Я резко развернулась и схватила его за руку. Точнее показалось, что я его схватила. Я очнулась: в комнате было темно и пусто.
Как-то странно я перепугалась, встала, прошлась, заглянула в листочек: Буквоежка мирно дремал в клетке. Я подошла к окну, меня била дрожь. Там на мостовой белой краской было написано: "Я люблю вас, Святослава!"
— Мы же на "ты"! — улыбнулась я, заворачиваясь в шторку.
— Святослава? — за дверью раздался голос Тамареска.
— Да, Тама, не заходи, я не одета.
— Свята, у тебя все в порядке?
— Да, спасибо, все в порядке. Не спится просто перед поездкой.
— Я слышал, у вас тут кто-то ходил.
— Я и ходила, — сказала я, подозревая, что Тамареск пытается выспросить видела я его или нет.
— Нет. Вы по-другому ходите. Это мужские шаги были.
То, что в следующие пять или десять секунд творилось у меня в голове, сравнимо разве что с листопадом в буран.
Он знает, КАК я хожу? Он Маньяк? Или он подслушивает? Если подслушивает, значит, фетишист! Если фетишист, значит извращенец. Извращенцев, если они не закоренелые еще, я, кстати, люблю. Но сам факт! Так, стоп, успокоиться и выключить панику! Что мы знаем об ардогах? Они от земли могу получить абсолютно любую информацию. Но тут пол! Успокоившись, было, я снова впала в панику. Он подслушивал? Нет, точно он подслушивал, потому что откуда иначе ему знать, что тут кто-то был.
Я быстро оделась и вышла из комнаты. Тамареск стоял передо мной, недоуменный.
— Мне страшно, — сказала я, — можно я побуду с тобой пока?
— Можно, — пожал плечами Тамареск, — мне не спится все равно. Хотите, можем червей посмотреть.
— Они не спят?
— Только что проснулись.
Мы вошли в лабораторию. Везде была земля, пахло сыростью. Посередине комнаты была протоптана дорожка.
— Иди строго по тропинке, — шепнул Тамареск, — черви на нее не выползают.
Я прошла и села на стул, который не был заляпан землей или грязью. Тамареск сел напротив.
— Скоро они появятся. Я накопал земли с огорода госпожи Кабручек, матушки Гая, и смешал с землей владений Уша, чтобы выявить способность последней к излучению энергии. Ее я назвал — Энергия Проклятья Ара (ЭПА). Излучение было, но не сильное. ЭПА заставила червей расти примерно на треть от их исходного размера. Сколько я не добавлял земли еще, черви больше не росли. Но сама структура земли стала изменяться. Теперь земля, которая соприкоснулась с ЭПА, стала изменяться по ночам, когда темно. За ночь ЭПА накапливается, под лучами солнечного света она выбрасывается в атмосферу и изменяет все живое, черви хорошо растут, но всем остальным я бы не рекомендовал сюда входить, пока идет высвобождение ЭПА.
Ноги моей коснулось что-то влажное, я заорала, что есть мóчи. Не переношу, когда ко мне прикасается что-то мягкое, холодное и мокрое. Тамареск метнулся и схватил моего обидчика. Им оказался простой кольчатый червь, похожий внешне на дождевого, но поражали размеры твари: толщине его завидовали анаконды, а длина была чуть меньше чем у порядочного питона.