Он затянулся кальяном и продолжал:
- Врагов у меня много. Моллы хорошо знают, что я никогда не отойду от революции. Во вражеском лагере у меня, кроме политических врагов, есть и личные враги. Уже десять лет, как я веду борьбу с Аскером Даваткер-оглы и с окружающими его бездельниками из района Девечи. В настоящее время эти негодяи и мелкие воришки назло мне собрались вокруг контрреволюционеров в районе Девечи и пытаются свалить меня. Но наряду с этими врагами, я учитываю также силу народных масс, идущих за мной, и значение товарищей, прибывших мне на помощь. Начатое дело я не оставлю на полпути, а доведу до конца.
Сардар кончил. Пришли еще несколько кавказцев. Все курили кальян и пили чай. Стояла тишина. Я внимательно наблюдал за героем революции.
У него были маленькие выпуклые глаза, опущенные усы и длинный нос, широкий лоб был весь в морщинах.
Он сидел на полу, на маленьком тюфячке. Налево от него был прислонен к окну маузер. Два патронташа опоясывали его фигуру.
Убранство комнаты было чрезвычайно скромно. На круглом столике, покрытом белой вязаной скатертью, лежал военный бинокль; тут же лежало несколько номеров русских и английских газет. В углу - три ружья; русское, английское и австрийское.
Незаметно наступил вечер. Сардар оставил меня и Гаджи-Али к ужину. После ужина предложил мне перебраться в район Амрахиз и туг же распорядился о предоставлении мне квартиры с соответствующей обстановкой.
Потом, сообщив мне, что я - член революционного совета, предложил завтра в двенадцать часов явиться на заседание.
В двенадцать часов ночи, простившись с сардаром, мы вышли. Меня и Гаджи-Али провожали воины сардара.
НИНА
В течение нескольких дней я ходил в армянскую часть города, чтобы повидать главарей дашнаков* и найти выход из создавшегося в Тавризе тяжелого положения с оружием.
______________ * Дашнаки - члены армянской буржуазно-националистической партии "Дашнакцутюн".
Этот вопрос специально обсуждался в военно-революционном совете. Дело в том, что своевременно, когда Джульфа-Тавризская дорога была еще открыта, руководители революции не позаботились об оружии. Даже присланные из Закавказья приборы для изготовления бомб и патронов застряли в Джульфе.
Рахим-хан, как говорил Али-Кули-хан Висугунизам, уже занял Джульфа-Тавризскую дорогу.
Революционеры лишились этой дороги исключительно из-за религиозного рвения руководителя обороны этой дороги Хафиз-эфенди. Получив из Тавриза распоряжение о немедленном выступлении, этот фанатик стал гадать на коране, гадание оказалось против выступления, и он не двинулся с места. Таким образом, дорогу заняли враги, и по ней можно было проезжать лишь по пропускам царского консульства.
Революционерам приходилось втридорога платить за оружие, которое ввозилось в Тавриз контрабандным путем, в то время как правительственная армия обильно снабжалась оружием и из Тегерана, и царским консулом в Тавризе. Силы были неравные. Вот почему нам необходимо было видеться с дашнаками, у которых были запасы бомб, патронов и другого вооружения.
Среди дашнаков было много людей, прошедших кадровую службу в русской армии, но использовать их было невозможно, так как армянская буржуазия препятствовала этому, стараясь казаться нейтральной и не вызывать недовольства правительства, на самом же деле основной причиной их отказа была инструкция, данная русским консульством.
После долгих переговоров левые дашнаки и гнчакисты* обещали не отделяться от кавказцев и работать вместе с иранскими революционерами.
______________ * Гнчакисты. - члены армянской буржуазно-демократической партии "Гнчак".
В армянской части я каждый день проходил мимо гостиницы, в которой остановились мои попутчицы Нина и Ираида.
При прощании с девушками, я обещал навестить их, но потом совершенно о них позабыл. И вот однажды я зашел в гостиницу, чтобы узнать о судьбе девушек. Хозяин гостиницы сообщил, что девушки больше не живут в гостинице и что Нина несколько раз приходила справляться обо мне и оставила для меня записку. Она была адресована "самому искреннему незнакомцу, настоящего имени которого я - не знаю".
"Несколько раз, - писала Нина, - я справлялась у хозяина гостиницы о вас, но получала ответ, что вы не заходили.
Несмотря на это, воспоминания, незабываемые воспоминания дают мне надежду на свидание с вами.
В первый вечер нашего знакомства, когда мы, сидя у окна, следили за волнами Аракса, в ваших глазах я заметила искры сердечности. Эти блестящие искры говорили до искренности и обещали большую и крепкую дружбу. Внимание, которое вы оказывали мне, почему-то казалось мне большим, чем благородная ваша предупредительность в отношении моей сестры Ираиды. И эта особенная ваша нежность привязала меня к вам. Я и Ираида очень жалеем, что потеряли вас. Во всяком случае вы должны быть верны своему обещанию. Кроме всего этого мы боимся, как бы в этом городе, полном всевозможных случайностей, не постигло вас несчастье".
Спустя два дня после этого, я сидел, в малом зале гостиницы и в ожидании Нины просматривал газету. Долгое ожидание создавало тревожное настроение. Мысли, одна мрачнее другой охватили меня.
"А может быть девушка - шпионка и сообщила обо мне в консульство, чтобы меня схватили для выяснения личности?"
Вслед за этим я начинал успокаивать себя:
"Нет, на лице этой девушки я не заметил следов измены, она не способна на это. Ее влечение ко мне объясняется ее молодостью и наивностью".
Подобные противоречивые мысли и борьба подозрительности и доверчивости свойственны каждому человеку; нетерпеливое ожидание всякого делает мечтателем.
Ведь человек не в силах прочесть того, что написано в душе другого, и всегда его воображение старается придать всему отрицательный характер. Так уж положено, что человеку больше свойственно сомнение, чем слепое доверие. Душа человека является ареной постоянной борьбы между этими противоречивыми чувствами.
Сидя в гостинице, я остро переживал эту борьбу. Порой же мне казалось, что Нина смеется, надо мной.
"Азиат, - словно говорила она мне, - увидел хорошеньких девушек и раскис..."
От этой мысли я начинал краснеть и презирать себя.
Подобных мыслей было много. Сердце мое походило на богатый альбом с нескончаемыми страницами. Каждую минуту передо мной проходили все новые и новые картины.
Чего я только не передумал!
"Вот сидит Нина и думает обо мне. Почему бы ей и не думать? Я - молод, здоров, красив. Хоть я и азиат, но культурный и образованный. Девушка не знает, что я революционер. Она принимает меня за купца с небольшим капиталом. Почему же ей не любить меня? Разве любовь не зависит отчасти от экономических причин? Молодая, бедная девушка не могла не заметить за время нашего путешествия, что я пользуюсь всеобщим почетом".
Потом я начинал рассуждать иначе: