Выбрать главу

Когда предательство Сардар-Рашида сделалось достоянием народа, многие стали жалеть об уходе Гаджи-Самед-хана. Всем было известно, что он прислужник царского консула, люди помнили это и остерегались его, тем дело и кончилось... Не так было с Сардар-Рашидом. Трудно было понять, какой ориентации придерживается он сам, о чем можно говорить с ним и в каких случаях лучше промолчать. Это была личность темная и непонятная. Будучи вассалом и ставленником царского правительства, Сардар-Рашид в то же время поддерживал связь со сторонниками Германии. Этот гнусный человек был больше шпионом и жандармским агентом, чем губернатором Азербайджанской провинции.

Постепенно Сардар-Рашид стал подбираться и к демократам. Он понимал, что одними репрессиями справиться с ними ему не удастся. Поэтому он решил некоторых неустойчивых членов партии сделать своими агентами.

В последние дни мы стали замечать, что Рзабала Шишкиланлы начал аккуратно посещать собрания, сидеть на них до конца, принимать активное участие в обсуждениях. Через некоторое время мы обратили внимание, что он интересуется именами членов партии. Это вызывало подозрения, и мы решили следить за ним. Он знал многих из нас, особенно меня и Нину. Недавно он женился на Набат-ханум, которая была дочерью свояченицы Мешади-Кязим-аги. В свое время мы освободили ее из дома цыганки.

Пользуясь родственными связями, Рзабала часто приходил к нам. Поэтому нам с Ниной грозила особенно большая опасность. Можно было, конечно, в случае, если наши подозрения подтвердятся, убить его, но мы не хотели сделать несчастной Набат-ханум.

О том, что Рзабала оказался в стане врага, я сказал Мешади-Кязим-аге. Он так затрясся от страха, что я тут же пожалел о своих словах. Спасая свою шкуру, он сам мог нас предать, поэтому я попытался успокоить его.

- Пока нет надобности волноваться. Рзабала еще ничего не сделал, но необходимо соблюдать большую осторожность.

Мешади-Кязим-ага задумался и, наконец, поднял голову.

- Давай позовем его, дадим ему деньги, пусть отстанет от нас, предложил он.

- Да разве он сознается в том, что он шпион?

- Как же быть?

- Лучше позовите Набат-ханум.

Мешади-Кязим-ага засиял.

- Как это я совсем забыл о ней. Она как раз у нас.

- Тогда передай ей привет, скажи, что очень хочу ее видеть.

Мешади-Кязим-ага вышел. Я задумался. Наберется ли Набат-ханум смелости повидаться со мной? Я знал, что она боится мужа. Как-то она без его разрешения пошла в баню или в мечеть, и за это он избил ее. Сейчас я вспомнил, что мне об этом рассказывали. Если она не побоится и придет, как преподнести ей то, что я хотел сказать? С чего начать? Вполне возможно, что революция не играет для нее никакой роли, совершенно ей безразлична. Может быть, из страха перед мужем она не решится пойти наперекор ему, тем более перейти на нашу сторону. Я все больше и больше сомневался в том, что ее удастся использовать против Рзабалы.

Дверь отворилась, и в комнату вошла Набат-ханум. Она сняла чадру, бросила ее на диван, привела в порядок волосы, потом подошла, пожала мне руку и села.

- Прошу прощения, что без вашего разрешения сняла чадру, - заговорила она. - Сидеть в чадре с человеком, которого я люблю больше брата, в благородство которого свято верю, я не могу, мне стыдно. Чадра - тяжелое бремя для нас. Не знаю, когда мы избавимся от нее.

Я внимательно смотрел на Набат-ханум. Это была та самая Набат-ханум, которую я вырвал из когтей Махмуд-хана в доме цыганки. Но она совершенно преобразилась. Тогда она была одета, как все тавризские женщины. А сейчас передо мной сидела европейка. Волосы ее были красиво причесаны, в них сверкал драгоценными камнями большой гребень.

Несколько минут мы оба молчали. Я все не мог придумать, как объяснить ей свои мысли, в какую форму облечь их. Она же, очевидно, вспоминала, когда и при каких обстоятельствах в первый раз оказалась в этом доме. Наконец, я прервал томительную тишину.

- Прежде чем сказать вам, зачем я побеспокоил вас, разрешите поздравить вас, дорогая Набат-ханум, с бракосочетанием.

При этих словах на щеках у нее выступили красные пятна. Стесняясь, она опустила голову и с легкой дрожью в голосе ответила:

- Благодарю. Но, к сожалению, я должна сказать моему брату, что в жизни у меня ничего радостного нет, поздравлять меня не с чем, я не могу считать себя счастливой. Вы многое знаете обо мне. Сначала меня хотели обручить с сумасшедшим. Я тогда не знала, что делать, как освободиться от этого кошмара. Отчаяние гнало меня к цыганкам. Я просила их погадать, рассказать, что ждет меня в будущем. В результате, я попала в этот омут. Мое положение стало ужасным, и с каждым днем ухудшалось. Вы спасли меня, вырвали из рук бесчестного дяди. Я знаю, чего вам это стоило, мой брат Парвиз подробно рассказал мне обо всем. Тогда мой теперешний муж прислал ко мне сватов. Мои родители не давали согласия на брак с ним, но я сама, помимо их воли, вышла за него замуж. Думала, человек идейный, демократ, чего ж больше! Мечтала создать с ним настоящую, дружную семью. Увы! И тут мне не повезло! Я так несчастна!

- Почему же? - искренне удивился я.

- Чтобы объяснить вам, что он за человек, нужно много времени, а не один час.

- Если вы не торопитесь, поведайте мне, что вас угнетает, какое у вас горе. Может быть, я снова смогу вам помочь.

- Нет, я не спешу. Его нет сейчас в Тавризе, он на два дня уехал в Кавкан.

- По какому делу?

- Там у него, как он говорит, есть должники. Один из них скончался, вот он и поехал, чтобы получить деньги у наследников.

- Очень хорошо. Значит, вы свободны. Я тоже располагаю временем. Расскажите, что мучает вас, какой червь точит ваше сердце.

Набат-ханум тяжело вздохнула. Ее вздох свидетельствовал о глубоких переживаниях, о большом горе.

- Оказалось, что, кроме меня, у него есть еще одна жена. У нее какая-то страшная неизлечимая болезнь: на голове огромные шишки, свисающие на шею, на лоб, нос распух так, что закрывает все лицо, тело покрыто кровоточащими ранами. Словом, у этой несчастной женщины ужасный вид. Даже в кругу своей семьи она сидит с закрытым лицом, не хочет показываться близким. Кроме нее, в доме есть еще мать мужа. Едим и пьем все вместе. Больная не имеет отдельной посуды. Ежедневно я должна есть вместе с ними, сидеть против нее. Я не имею права ничего трогать без ее разрешения или без ведома матери. Пока они не скажут мне, я не могу взять себе ни еду, ни питье. Если мне понадобится хоть один шахи, я должна просить у его матери или у старшей жены.

- Интересно, почему такую больную держат дома?

- Они вынуждены возиться с ней, потому что все богатство принадлежит не Рзабале, а ей. У нее большая семья, которая состоит в родстве с Гаджи-Мир-Манаф-Саррафом. Рзабала не может отказаться ни от нее, ни от ее родни. Ужаснее всего, что каждый четверг он ночует у больной жены. Теперь вы понимаете, как он противен мне, я им брезгую. Думаю, что он сам тоже болен. Боже, избавлюсь ли я от него когда-нибудь?!

- А какой у него характер?

- Скупость его так же велика, как и его состояние. Детей у него нет. Проверяя его бумаги, я обнаружила, что он разместил у менял сто тысяч туманов. Что же касается их домов, деревень, земель и торговли - вы обо всем сами хорошо знаете. При наличии такого богатства дома живут почти впроголодь. На семью из четырех человек в день покупается всего одна понза* мяса.

______________ * Понза - приблизительно двести пятьдесят граммов.

- И как же распределяют его между четырьмя взрослыми людьми?

- Фактически мясо ест только он один. Из этого мяса варят бульон и подают его больной жене. Когда жир всплывает наверх его сливают в зарытый в землю кувшин - это запас на зиму, а из супа готовят довгу* и подают к столу. Остаток мяса идет на гарнир к плову, который подается хозяину в его комнате, а мы питаемся сыром, хлебом и овощами. Но, бог с ним, с питанием, пусть будет скудным, терпеть можно, но переносить их всех, жить с ними под одной кровлей - это невыносимо. Как мне быть - ума не приложу! А традиции Тавриза, слава богу, вам известны. Уйти от мужа - это страшный грех. Это платье и драгоценности, которые вы на мне видите, мне дает его мать, когда приходится показываться на людях. Вернувшись домой, я должна все вернуть ей, причем она строго проверяет, все ли в сохранности. У меня абсолютно ничего нет, у меня нет никаких прав. Это невероятно, что такой идиот, как Рзабала, находится в рядах демократов, что он общается с такими порядочными, честными благородными людьми, как вы. У этого человека якобы борющегося за свободу народа, в собственном доме живут бесправные рабы. Он во всем неискренен. Ему нужны только деньги. Деньги и деньги, ничего больше. Можете поверить моим словам, я говорю вам сущую правду, ничего не прибавляю от себя.