Выбрать главу

ТАЯЩИЙСЯ УЖАС 2

С наступлением темноты…

Дэвид Кейз

КАМЕРА

После смерти тетушки Элен я унаследовал ее дом, поскольку кроме меня родственников у нее не было. Весть о ее смерти не особенно меня опечалила — я очень мало знал тетушку, да и доставшееся мне наследство не доставило много радости: дом представлял собой весьма древнее обветшалое, безобразное и в целом малосимпатичное строение. Допускаю, что в свое время оно смотрелось весьма неплохо, однако, после того как исчез ее муж, тетушка Элен долгие годы жила в нем совершенно одна. Она была немного помешанная и никогда не покидала пределов своего поместья. И дом, и старая женщина словно дополняли друг друга. Иногда ее можно было видеть на крыльце, где она стояла, чуть покачиваясь, и либо хихикала и посмеивалась, либо негромко постанывала, издавая какой-то монотонный, непрерывный звук, в котором было невозможно что-либо разобрать. Никто толком не знал, как глубоко ее помешательство, да и вряд ли это кого-нибудь волновало. Человек она была безобидный, так что все оставили ее в покое и в конце концов она тихо и мирно скончалась от старости. Таким образом дом перешел ко мне.

Как-то ненастным днем я отправился в поместье тетки, чтобы посмотреть, не пригодится ли мне что-нибудь из вещей, прежде чем продать дом с аукциона, однако так ничего и не подыскал. В принципе, уходить можно было уже после первых десяти минут осмотра, но дождь, как назло, зарядил с новой силой, а на мне был лишь легкий плащ, так что я предпочел переждать непогоду в доме. Делать было абсолютно нечего, и я принялся бродить по сырым и грязным комнатам.

На первом этаже я не обнаружил ничего, что заслуживало бы внимания. Открывая дверь в подвал, я предполагал, что хоть там найду что-то интересное, но с первых же шагов мне в нос ударила волна спертого воздуха и я ее тут же закрыл. Стало очевидно, что спускаться нет никакого смысла, и я поднялся наверх, где располагались спальни. В сущности, везде остался лишь каркас некогда существовавших комнат, за исключением той, в которой жила сама тетушка Элен. Там стояла кое-какая мебель, да и та сплошь поломанная и абсолютно непригодная. Я уже собирался уходить, когда по какой-то случайности выдвинул один из ящиков письменного стола. Именно там я и нашел эту тетрадь.

От времени она вся покрылась плесенью, порванную местами обложку подклеили лентой. Когда я открывал ее, переплет резко хрустнул, пересохшие страницы громко зашуршали. Они были чем-то перепачканы и изрядно помялись, однако текст все же можно было прочитать. Явно угадывался мужской почерк — мелкий, аккуратный, четкий. «Писала рука усталого человека», — подумал я. Внешне все это походило на дневник или какой-то журнал. Я прочитал одну или две строчки и уже собирался было снова засунуть тетрадь в ящик, когда мой взгляд выхватил еще несколько слов из одной строки. После этого я захлопнул тетрадь и, взяв ее с собой на первый этаж, уселся у окна. Света было мало, а страницы буквально ломались у меня в руках, но я все же продолжал читать этот необычный дневник… И не мог оторваться…

Я не мог оторваться, пока не прочитал его весь. Меня будто приклеили к стулу, позвоночник окаменел, а вся остальная моя плоть словно обтекала, струилась вокруг него. В комнате становилось все темнее, но глаза продолжали неотрывно скользить по строчкам. Где-то рядом барабанили и стекали по стеклу дождевые капли, небо сплошь затянули тучи, по неухоженной лужайке свободно гулял ветер. Что и говорить — подходящий для подобного чтения денек.

Вот что там было написано.

4 мая

Боже! Прошлая ночь была просто ужасной.

Она оказалась наихудшей из всех, которые мне доводилось переживать до сих пор, хотя надо признать, что я не очень хорошо помню, как было в прошлые разы. Надо было раньше начать вести эти записи, теперь мне это совершенно ясно. Но мне стоило немалых усилий вообще заставить себя вести этот дневник, начать описывать, кто я такой, — раньше у меня вообще не было для этого сил. Как бы то ни было, я абсолютно убежден, что прошлой ночью мне стало гораздо хуже, чем раньше. Возможно, именно по этой причине я и решил начать вести эти записи. Я чувствую, что мне надо каким-то образом извлечь из себя все свои ощущения. Меня все время преследует мысль: «Хватит ли сил, чтобы спуститься в камеру в следующем месяце?..»

Придется, конечно. В этом нет никаких сомнений, нечего даже раздумывать. Никаких оправданий не существует, их не может быть. Просто в следующий месяц надо будет все начать пораньше. В таких вещах никогда нельзя мешкать, иначе кто знает, что может произойти. Надеюсь, что смогу сдержаться, но… прошлой ночью я все же опоздал, мне так кажется. Мне не хотелось этого, но… знаете, это так трудно выразить словами. Когда я чувствую, что скоро все опять начнется, то становлюсь нервным, словно предвкушаю появление первых признаков, симптомов, а потом все смешивается в кучу, так что становится невозможно определить, как было в самом начале. Перемена начинается с вполне конкретных ощущений, а если я до этого основательно понервничаю, то она наступает еще до того, как я это осознаю. Меня это очень пугает. В дальнейшем надо быть предельно осторожным.