— Да постой ты, непутевая. Ругать не буду. Просьба одна есть.
— Какая?
— Сбегай в мою спальню за таблеткой. Она лежит на комоде.
Его частенько бессонница мучает, и доктор прописал лекарство.
Григорий ожидал ее у перил. Через полминуты Зина спустилась с лестницы и подала ему пилюлю.
— Положи ее в карман. Подсядешь к Иваницкому. Вон, тот худой во фраке...
— Нет, Кирилыч, мы так не договаривались. Ты же говорил, что я кухарничать буду! Или ты утром этого не понял?
— Да понял я. Не бойся, он к тебе приставать не будет! Только подальше от старика держись.
Зина побежала на кухню. Григорий вошел туда, а она забилась в угол, держа в руке топор.
— Ты что, совсем ополоумела?
— Я туда не пойду.
— Если не пойдешь, то всю вашу шайку выкину из прииска. Еще доложу губернатору, что вы с каторги сбежали.
С грохотом упал топор. Зина понуро глянула на Григория. В ее глазах читался страх.
— Хорошо. Кирилыч, только, пожалуйста, не говори губернатору, что мы…
— К худому подсядешь, – приказал Григорий. – Незаметно бросишь пилюлю в его бокал. А там моя забота.
Они только вошли в гостиную, как Иларионыч выпучил зенки на нее и улыбнулся.
— Присядь, девка, к столу, – пригласил губернатор, кося глазом. – Ко мне иди, красавица.
Григорий зло глянул на губернатора: «Вот кобель старый, к молодухе клинья подбивает».
— Кирилыч, выпьем за тебя! Ты же у нас Наполеон тайги, – Иваницкий поднял бокал с шампанским.
Григорий сплюнул, терпеть не может этой клички. Сколько раз говорить, что не Наполеон, а император тайги!
— Может, зажжём камин? – поежившись, предложил Иваницкий.
Час от часу не легче, снова деньги в камин швырять надо. Сейчас скажет: Кирилыч, слабоват пятьсот рублей кинуть?
— За Кирилыча! – враз сказали братья Зубовы и одновременно глянули на свои карманные часы. Они редкие гости на таких вечерах, сегодня из-за уездных земель приехали. Вместе с Григорием дело затевают. – Валентин Илларионович, с Кирилычем не прогадаешь. У него чуйка на золото, как у пьяницы на вино.
Григорий кивнул губернатору.
— Так что на счет огня? – прервал Иваницкий. – Держу пари, что я больше ассигнаций брошу в камин, чем ты!
— Принимаю вызов, – подмигнув Зине, Григорий подал знак.
Она подошла к столу. Ее ладонь нырнула в карман платья, жестом показала, что она готова. Григорий с Иваницким пошли разжигать камин деньгами.
— Зина, что стоишь? – Григорий швырнул ей кресало, специально не точно, чтобы она не поймала, – держи огниво. Подойди, вот те на еще бумажки.
Она нагнулась, пошарила руками под столом. Все гости пялились на нее, особенно Илларионыч, старый развратник. Подобрав кресало с пола, Зина споткнулась и вляпалась лицом в кашу. Салфеткой Иваницкого вытерла лицо. Ее ладонь сжала кусочек крольчатины, одиноко лежавший на большом голубом блюде. Зина проглотила мясо, не жуя. Ее рука зависла над фужером Иваницкого, словно хотела запить. Вот актриса, ну молодец! Эта девка не промах.
Зина подошла к Григорию и хотела сунуть в руки огниво, но он не взял.
Подошел к письменному столу. Выдвинул один отдел, где лежали письма от жены и сына. Ему они больше не пригодятся. Его не простят, да и не поймут. Зачем мучить себя?
— Ты поджигай! – Он схватил охапку писем и отдал Зине, а вместе с ними сунул деньгу на двадцать пять рублей.
— Кирилыч, может, письмами разведу, а четвертак возьму себе? Зачем его в огонь швырять?
— Я сказал, сжигать. Значит сжигать!
Григорий думал, что Иваницкий откажется. Нет, первым подошел вплотную к камину с охапками бумаг и швырнул в огонь. Григорий вытряс из карманов кафтана, сколько было денег, и тоже метнул в камин. Лучше прокутили бы их, а так сгорят зазря.
Зина бросилась за ними в пламя. Вот дурында, обгорит же!
— Помельчал ты нынче Григорий Кириллович! Даже пять сотен не можешь в огонь кинуть.
Она вытаскивала деньги из пламени, морщилась, видно обжигала руки. Гости дружно заржали, Григорий поддержал.
— Зинка, вон та с правого краю еще целая, – он тыкал пальцем и закатывался.
— Не трогай! – кричал Иваницкий. – Руки опалишь.
Зина хватала деньги еще и еще, словно пыталась спасти свои кровные, отложенные на корову. Она вскрикнула от боли, обгоревшие бумажки выпали из ладоней.
— Куда же ты кинулась, глупышка? – вскрикнул Иваницкий.
Она зарыдала и выбежала, даже портьеру у дверей оторвала.
Братья Зубовы уже спали, навалившись на спинку кресла. Наверное, только с дороги и к Григорию. В Минусинский уезд мотались.
Губернатор все время глазел на камин и качал головой. Иваницкий подсел к Илларионычу.