— Аристаха, не умеешь ты играть…
— Замолчи! – прошипел Аристарх, готовый сейчас же вцепиться гостю в глотку.
Биток приближался к четвертому, капризно лежащему у бортика. Степан ахнул. Белый шар под номером два, как галантный кавалер чмокнул четвертый и пропустил «даму» вперед. Красный шар покачался неохотно у края и булькнул. Биток все же не поспешил за четвертым и остался висеть у «ямки».
— Я выиграл! – Аристарх подпрыгнул от радости. Стукнулся макушкой о люстру.
Погладив векселя в кармане брюк, он посмотрел на танцующие язычки пламени. Теперь плясать можно. Вот Марюшин запрыгает, когда узнает, что он должен Аристарху пятьдесят тысяч рублей.
Глава 14
Григорий трясся в бричке по Красноярским улицам. От долгого пути его укачало. Он рад бы уснуть, но тревожные мысли о сыне как комары пищали, не давая даже зевнуть. Поверенный Красильников написал, что Степан обращался к нему с просьбой найти сорок тысяч рублей.
«Вот бестолочь. Проиграл сорок тысяч! Приеду, всю дурь из него вытрясу», – думал Григорий.
Горожане бежали по тротуару, куда-то спешили. В это туманное утро люди казались ему лишь силуэтами, бездушными тварями. Капля дождя упала на сапог. Над городом посерело, сделалось темно и пасмурно, также как на душе Григория. Грозовые тучи сгущались над ним, предрекая беду. У него было много врагов, желающих обанкротить императора тайги. Иваницкие ненавидели Григория больше всего. Это они затеяли грязную игру. Зачем было выставлять Степана против него? Обманули как мальца на ярмарке.
— Тпр-р! – кучер потянул вожжи.
Пролетка остановилась.
Григорий наступил на металлическую ступеньку и вылез из брички. Скрипнула калитка, вышел мужик. Увидев Григория, он поклонился и скрылся за дверцей. Вскоре открылись ворота.
— Степан дома? – пробасил Григорий.
— Кажись дома.
— Кажись… – пробубнил Григорий. – Толком сказать не можешь.
Он залетел на крыльцо. Почти на пороге чуть не столкнулся с горничной. Плечом пихнул ее, чтобы не мешалась под ногами. Григорий взбежал на второй этаж. Дверь комнаты сына была заперта.
— Степан! Открой! – Григорий бил кулаками, стараясь достучаться. – Счас же.
В спальне сына послышалось хрипение. Григорий разбежался и плечом толкнул дверь, та поддалась. Он влетел в комнату, наткнулся на стул. Краем глаза увидел Степана, корчившегося в муках. Сын держался руками за петлю, высунув язык. С люстры свисала веревка, обвивающая шею. Вытащив тесак из-за голяшки, Григорий проскрипел стулом по полу. Вскочил и с остервенением отрезал веревку. Степан, как набитый мешок с землей, рухнул на пол.
— На помощь! Скорей! – ослабив петлю, прокричал Григорий.
Он стал трясти Степана, думая, что так его оживит.
— Сынок, поднимись. Прошу тебя, не надо!
Прилетела горничная.
— Езжай за врачом. Не медли!
Она убежала.
Григорий прислушивался, дышит ли сын, но так и не расслышал. Глаза Степана выпятились, глядели на него, не мигая. Тогда он подбежал к столику, на котором лежали книги сына. Григорий вытаскивал ящики и высыпал содержимое. Из первого посыпались иголки и какие-то насекомые из альбомов. Во втором отсеке он нашел зеркало. Он сунул его ко рту сына. Подержал мгновение. Глянул. Зеркало не запотело. Он швырнул его в стену.
— Не-е-ет! – басом завыл Григорий. – Сынок, как же так?
Он сгреб тело Степана, прижался к нему. Ужас пронзил его насквозь. Не верилось, что сын умер. Казалось, что он шельмец притворяется, показывая язык. Но синяя шея и стеклянные глаза говорили об обратном.
— Нет, это не мой сын!
Он увидел родинку на указательном пальце Степана. Подполз к углу с иконами.
— Господи, за что? Меня суди. Не сына.
Григорий бросился к сыну.
Он увидел комок бумаги, зажатый в ладони Степана. Разжав еще не закоченевшие пальцы сына, Григорий осторожно освободил от них смятый лист. Разгладил его на столе. Это было письмо Аристарха Иваницкого. Его подпись.
«Милостивый государь. Смею напомнить Вам о необходимости вернуть сорок тысяч рублей, проигранные Вами. Не заставляйте меня обращаться в суд и придавать это дело огласке».