Узкое пространство камеры и убогое убранство давило на Григория.
Он бы предпочел поспать в шалаше, на лапнике, чем как каторжник коротать ночи и дни на рогоже. Только бы его не осудили, не поставили клеймо убийцы и не отправили на каторгу как тех варнаков на прииске. Нет, ему нужно подкупить судью, прокурора, в конце концов, он водит дружбу с самим губернатором! Григорий выйдет и отомстит Аристарху Иваницкому за сына! По миру пустит.
Он рухнул на шконку, свернулся калачиком, поглядывая на окно. Через разбитое стекло пахло дождем. Свободой!
Лязг замка разбудил его. Может, расщедрился Секач и принес хлеба? Григорий вскочил с постели.
Дверь открылась. Луч света выхватил из темноты голову брыластого надзирателя.
— Заключенный Марюшин, прижаться к стене! Живо! – крикнул Секач.
Забренчали ключи. Значит, не один, с конвоирами, по фамилии только при чужих людях его называет. Видно кого-то к нему подселят, только бы не душегуба. Хотя, чем Григорий лучше? Ведь тоже убил.
Григорий подбежал к окну и прижался к сырой холодной стене. Так он лучше разглядит лицо соседа по койке.
Дверь-решетку открыли и в камеру втолкнули здоровилу. Увидев его, Григорий сделал шаг, забыв о приказе не отходить от стены. Он смотрел в лицо детине, а тот непонимающе уставил зеньки на него, сверля взглядом.
— Знакомы что ли? – спросил Секач, закрывая двери.
Гулкий топот сапог удалился от камеры.
— Варнак? Ты что тут делаешь? С прииска сбежал или еще кого-то порешил?
— Я не варнак! Меня Кондратом кличут. Тоже, что и ты тут, барин. Хотя, какой ты теперь барин? – Детина осмотрел тесное жилище и завалился на шконку, висевшую над обломками стола, в переднем углу. – Ты теперь такой же каторжник, как и я! На меня тыкал, что я убийца, а сам-то не лучше. Душегуб!
Григорий смолчал. «Этот варнак прав, теперь они на равных. Надо же! А ведь раньше любому морду бы разбил, если кто сказал, что Григорий будет каторжником. Может спросить про прииск?» – подумал он.
— Это ты буянил, Наполеон? – спросил здоровила, показывая на обломки стола. – На чем обедать будем? Не подумал?
— Чего? – Григорий шагнул вперед, задирая рукава. – Это кто тебе позволил меня обзывать? Я Григорий Кириллович для тебя! Понял?
— А кто тебе дозволил меня называть варнаком? – Детина ловко спрыгнул на пол. Подошел к Григорию. – Кулаки чешутся?
Григорий расправил рукава, попятился к шконке и грузно присел. Такого унижения он не знал. Чтобы его заставил замолчать варнак, его бывший старатель. До чего же докатился Григорий? Кондрат видно немало горя хлебнул и вот снова в тюрьму попал.
Ну ничего, послезавтра будет суд, уж денег Григорий не пожалеет дать прокурору и судье. Губернатор еще похлопочет.
— Чего пригорюнился? – спросил Кондрат. Он поставил табуретку на место и сел. – Вот теперь и ты побудешь в моей шкуре. Да не боись. Сбежим с каторги, мне не впервой.
— Что мне кручиниться? Послезавтра суд будет. Меня оправдают. А вот тебя снова ждет каторга. Уже не сбежишь.
— А твой прииск не каторга? Одна холера! – крикнул Кондрат и махнул рукой. – Твой приказчик хуже надзирателей. На деньги скупой. Готов с нас шкуру содрать.
— Я же велел ему не обирать старателей. Ну, ирод! Выйду на волю дам ему пинка под зад. Это ты людей с прииска увел?
— Я повел, – отколупывая куски штукатурки ногтем, буркнул Кондрат. – Хотел доброе дело сделать для людей. Да твой Рыбаков с солдатами расстреляли большую половину старателей, а тех, которы возвернулись, погнали на каторгу.
Григорий только в тюрьме узнал от поверенного, что приказчик Рыбаков продался Аристарху Иваницкому. Назар довел людей до края, а потом сообщил городничему о сбежавших варнаках. Только бы попался на глаза Рыбаков, а Григорий голову ему вмиг открутит.
— Вовсе он не мой! – Григорий смачно плюнул в угол. – Назара Иваницкий подкупил. Теперь мне влепили штраф, за то, что приютил варнаков. Ты человек новый, тебя Иваницкий не знает. Поможешь мне разорить Аристарха, а я похлопочу, чтобы тебя отпустили. Сам понимаешь, твое клеймо само за себя говорит. Придется всех с потрохами купить. Даже губернатора.
— Со мной жена, сестра и зять, без них на волю не выйду. Что ты так расщедрился? Зачем тебе дался Иваницкий?
Григорий рассказал про сына, как Иваницкие подпоили его и общипали, как петуха. Вогнали в долги. А Степан не смог выдержать такого позора и удавился.
— Я сам снял сына с петли, а потом поехал к Иваницким. Зарезал Трифона.
— Сочувствую тебе, Кирилыч. Точно так бы сделал с убийцей мово сына. Если сможешь меня и мою семью освободить, пособлю тебе. Даю слово! На попятную никогда не пойду.