Он спустился на первый этаж и продолжил рыть. Бороздил ножкой шкафа глину, затем собирал ее ладонями и выкидывал. Пальцы покрылись мозолями, из-под ногтей сочилась кровь. Углубив яму примерно на сапог-два, Григорий стал долбить стену. Глина легко поддавалась, пластами осыпаясь на колени. Он даже не смотрел на карманные часы, болтавшиеся у него на шее. Время для него застыло. Казалось, что еще немного, и он окажется на воле. Григорий хотел было всадить в стену искореженную ножку, но она отпружинила от чего-то твердого. Он расчистил участок стены от глины. Григорий уставился на кладку из песчаника, будто цепной пес не давал ему уйти. Дорыл до основания флигеля, состоявшего из каменных плит.
— Какой же я дурак! – завыл Григорий и обхватил голову. Вырвал клок волос и со всей силы ударил кулаком по кладке. – Все, план рухнул. Знал ведь, что каменное основание почти на два локтя вглубь уходит.
Григорий стянул косоворотку, снял гайтан, на котором висел крестик и часы. Он нажал на кнопку, крышка откинулась и на внутренней стороне, как на медальоне появилось маленькое фото не больше с ногтя большого пальца. В центре снимка стояла его жена, а по правую и левую руки его сыновья. Подкативший ком к горлу не давал нормально дышать. Слезы предательски покатились по щекам. Григорий никогда не плакал, а тут… Нужно было больше углубляться. Времени совсем нет. Через день-два продадут и этот флигель, тогда его запрут в одной из изб на прииске, а потом отправят на улицу. Нет, стоять на паперти и просить милостыню Григорий не сможет. Он поцеловал портрет, заскорузлыми пальцами легонько закрыл крышку.
Шел четвертый час ночи.
Кашель мешал работать. Григорий сплевывал горькую слюну и углублял подкоп. Вскоре глина закончилась, и появился желтый песок с примесью черных крупинок. Всадив в почву кол на четверть локтя, из-под него брызнула струя воды. Она залила всю яму. Григорий поднялся, сбегал за миской, чтобы отчерпать воду. Влага не уходила. Чем больше он выплескивал ее на пол, тем больше прибывало.
Григорий без отдыха копал до утра, стоя по пояс в воде. Перед самым приходом полицейских, надел сухую рубаху и закутался в медвежью шкуру. Но охранники не принесли завтрак. Григорий не мог уснуть, кашель забивал, продрог так, что не мог согреться.
«Что же отвратную кашу не несут? Может, ушли, или Кондрат их порешил?» – подумал Григорий.
Он посмотрел в щелку – никого не видно.
Так и не отогревшись, он продолжил копать, стоя в ледяной воде. За два часа продвинулся только на палец.
Бессмысленно копать. Только ждать, когда Кондрат придет на выручку. Если только его самого не взяли. Григорий прилег у холодного камина, укрылся медвежьей шкурой. Закрыл глаза. Нет, Кондрат не придет. Умереть сейчас было бы для Григория лучше всего. Сейчас все было против него. Он никогда не сдавался. Всегда находил выход из любой ситуации.
— Куда вы там запропастились? Пусть священник приедет.
В ответ – тишина.
Григория морозило, руки тряслись, как осиновый лист. Зубы клацали как у голодного волка в мороз. Бросало то в жар, то в холод.
Сколько прошло часов, Григорий не знал. Дремал, просыпался от кашля и снова падал в сон. Он пробудился от грохота и еле разлепил глаза. Открылись двери, и в темень ворвался сноп слепящего света.
Глава 23
Кондрат очнулся, лежа на спине. В небе тускло светили две полные луны, мигали звезды. Жутко саднил затылок, перед глазами плыли стволы сосен, закружились, как в танце. Над Кондратом стояли полицейские.
— Что, очувствовался, варнак? – пнув Кондрата по почкам, проворчал пузатый стражник. – Вставай! А то еще отвешаю.
Перевернувшись на бок, Кондрат схватился за затылок. Голову обожгла резкая боль. Он глянул на ладонь. На пальцах отпечатался пурпурный сгусток крови.
Когда он бросил винтовку, Худой приказал встать лицом к двери. Кондрат понадеялся, что он обрушит удар на голову стражника, когда тот откроет дверь. Вышло как раз наоборот.
Он поднялся. Пока лежал, озяб. Куда интересно Пузатый его поведет?
— Руки за спину и вперед! – ткнув прикладом в спину, рявкнул Пузатый.
— Что ты меня тыкаешь? – пробубнил Кондрат и сложил руки за спину.
— Поговори еще мне! – буркнул полицейский. – Наполеона шел освободить? Ишь, помощник выискался. Вот таперича посидишь в яме. Там тебе и место, варнак.
Сейчас стало понятно, куда его повел Пузатый. Яма была в двадцати шагах от промывочного станка. В нее сажали пьяниц, которые не могли выйти из запоя, бросали буянов и лентяев. Кондрат ни разу не бывал в яме, зато сейчас сподобился. Кирилыча не выручил и сам в неволю попал.