— Эдвард, прошу тебя, пожалуйста, перестань! — сказала Инес.
Но у миссис Смит-Питерс уже созрел следующий вопрос. Она посмотрела на мужа, словно испрашивая его разрешения, но тот не отрывал глаз от скатерти.
— Скажите, она все-таки рисовала? — наконец отважилась на вопрос миссис Смит-Питерс.
— Все меньше и меньше. И с каждым разом выходило все хуже. Видите ли, это все из-за того, что мы… Одним словом, у нас было полно прислуги и масса свободного времени.
Коулмэн слушал с придирчивым видом, а Рэй продолжал:
— У нас в доме поселилась ленивая атмосфера. У меня была кое-какая повседневная работа, очень легкая, но необходимая, чтобы не умереть со скуки. А Пэгги совсем перестала рисовать по утрам и бралась за кисть только ближе к вечеру, если вообще бралась.
— Да, такие слова свидетельствуют о полной подавленности, — вставил Коулмэн.
«Но Пэгги не вела себя так, как если бы пребывала в состоянии подавленности», — подумал Рэй. Этого он точно о ней не сказал бы. И вообще, какое право имеют эти чужие люди устраивать ему суд, копаясь в его жизни с Пэгги?! Рэй раздраженно швырнул салфетку на стол.
Миссис Смит-Питерс посмотрела на часы и сказала, что им пора. Повернувшись к Инес, она проговорила:
— Мы собирались завтра утром прокатиться в Реццонику. Дивное местечко. Не хотите присоединиться?
— Давайте созвонимся завтра утром, — предложила Инес. — В девять или в половине десятого не будет рано?
— Господи, нет, конечно! В восемь мы уже всегда на ногах, — призналась миссис Смит-Питерс.
Ее муж поднялся первым.
— Быть может, вы тоже хотели бы поехать? — предложила миссис Смит-Питерс Рэю, вставая из-за стола.
— Благодарю, но боюсь, у меня не получится, — ответил тот.
Смит-Питерсы удалились.
— Инес, попроси у официанта счет, а я вернусь через минуту, — сказал Коулмэн, поднимаясь из-за стола.
Антонио тоже встал.
— Прошу меня извинить, — проговорил он по-английски, — но мне, кажется, лучше вернуться к себе в отель. Я ужасно устал, а мне еще предстоит написать маме.
— Ну конечно, Антонио, — отозвалась Инес. — Увидимся завтра.
— Да, завтра. — Антонио склонился над ее рукой, изображая поцелуй. — Спокойной ночи, — сказал он Рэю. — Спокойной ночи, мадам.
Инес искала глазами официанта. Рэй махнул рукой, безуспешно пытаясь привлечь его внимание.
— Рэй, вам лучше уехать из Венеции, — сказала вдруг Инес. — Ну какой прок в том, чтобы вам с Эдвардом видеться снова?
Рэй вздохнул:
— Эд так ничего и не понял. Мне каким-то образом нужно объяснить ему кое-что.
— Это вы ужинали с ним вчера в Риме?
— Да.
— Я так и знала. А мне он сказал, что встречался с кем-то другим. Послушайте, Рэй, Эдвард никогда не поймет. Он в дочери души не чаял… — Она на секунду закрыла глаза и откинула голову назад, но только на секунду, так как спешила договорить, пока не вернется Коулмэн. — Я не была знакома с Пэгги, но слышала о ней от многих людей. Про таких, как она, говорят «витает в облаках». Для Эдварда она была божеством, каким-то неземным существом, которому невозможно было спуститься на землю.
— Я знаю.
— Он считает вас бессердечным. Я вижу, что это не так. Но я также вижу, что он никогда не поймет, что в случившемся не было вашей вины.
Слова ее нисколько не удивили Рэя. Коулмэн называл его бессердечным еще на Мальорке. Будь мужем Пэгги кто-то другой, Коулмэн, скорее всего, и его назвал бы так же, даже если Пэгги была бы счастлива в браке, имела бы кучу детей и излучала радость и удовлетворенность жизнью.
— А правда, что Пэгги боялась секса? — спросила Инес.
— Нет. На самом деле даже наоборот… Он возвращается…
— Скажите, вы можете уехать из Венеции завтра?
— Нет. Мне…
— Тогда я должна увидеться с вами завтра. В одиннадцать часов у «Флориана». Идет?
Рэй не успел ответить, так как Коулмэн уже снова садился за стол. Поэтому он просто кивнул — это было проще, чем отказ.
— Наш официант ужасно занят, — проговорила Инес так, словно они с Рэем все это время только и делали, что пытались его отловить.
— Боже мой! — со вздохом проговорил Коулмэн и недовольно заерзал на стуле, потом крикнул по-итальянски: — Официант! Счет, пожалуйста!
Рэй выложил на стол две бумажки в тысячу лир — гораздо больше, чем с него причиталось за этот вечер.
— Убери это, — проговорил Коулмэн.
— Нет, я настаиваю, — не сдавался Рэй, убирая бумажник в карман.
— Убери это, я сказал, — грубо повторил Коулмэн. При этом расплачивался он деньгами, которые, вне всякого сомнения, получил в свое время от Инес.