— Сев, почему у меня пациентка икает, а? Поведай мне, чем ты там занимаешься? — от неожиданности я вздрогнул.
— Не кричи, сейчас, — я подошел к столику и, взяв приготовленный шприц с миорелаксантом, ввел препарат девушке. Спустя несколько секунд сокращения диафрагмы прекратились.
— Спрячь телефон и не веди себя, как пацан малолетний, — рявкнул Гриндевальд.
— А это не запланированная для меня операция, — усмехнулся я. — Может, у меня тут судьба решается.
— Что, бабу, наконец, нашел?
— Нет, — коротко бросил я. Знаю я его позицию. У мужиков только одно на уме — это бабы, а все бабы — курицы. Он их так всех и называет. Причем в лицо. И самое интересное, что еще ни одна «курица» на него за это не обиделась. Как мне один раз сказала Тонкс, что человек, спасший на своем веку жизней больше, чем приходит к ней на прием в разгар эпидемии, может себе позволить многое.
Достал телефон.
«У меня кварцевание 30 минут».
«По стандартам же 15?» — я усмехнулся.
«У нас 30. Я работаю за двоих, значит кварцевание должно быть дольше в два раза».
Я чуть не рассмеялся. Да, не повезло девушке. Без опыта работы попасть в самый центр мясорубки. Остается надеется, что Амбридж её не сильно достает, а то, как мне показалось, у Гермионы достаточно вспыльчивый характер.
«Ясно».
Я спрятал телефон в карман.
— Наигрался? — ворчливо поинтересовался мой наставник.
— А что, у вас пациента опять икает? — я откинулся на спинку стула и неотрывно стал смотреть на показатели монитора.
— Не язви. Я вот тут сейчас буду работать с никелидом титана. И знаешь, о чем подумал? Все-таки, русские, они по-своему гениальны. Вот сколько этот материал на складах провалялся и что? Да нихрена. Ни одному великому технарю в голову не пришло использовать металл с памятью формы в медицине. А русские? Знаешь, как его внедрили в нейрохирургю? А ведь именно сюда его сначала и внедрили. — Нет. Я знаю только тех, кто это сделал. Имел несколько часов приятного общения в стенах изобретателя. — Не знаешь. Мало кто знает. Собрались хорошие друзья одного провинциального городка России вместе водочку попить. Друзья — гении, чего уж тут скрывать. Один, который технарь, говорит: «Смотри, какая хреновина у меня есть. Штука забавная, только фиг знает, куда её можно применить». И показал своим друзьям-медикам фокус. Нагрел полоску металла в стакане с водкой, этот ученый, кстати, спиртовку лабораторную изобрел, и вылепил из него название их города. Затем выпрямил и снова бросил в теплую водку. Когда в стакане стало образовываться слово, мозги у всех сразу заработали, и все они синхронно подумали, что это охрененный металл и что он пропадает зря. Изучили его со всех сторон и изобрели то, что мы сейчас имеем. Вот скажи мне, почему так? Почему им удалось сделать то, что не удалось нам? У нас ведь наука идет вперед семимильными шагами, выделяются огромные деньги, а несколько человек на пикнике просто взяли и придумали одно из гениальнейших изобретений в современной хирургии?
— Не знаю. Эта шайка изобретателей вообще странная сама по себе. У них была возможность работать в любом городе мира, за огромные деньги, а они остались в своем провинциальном городке, за обычную зарплату, — я хмыкнул и задумался.
Несколько лет назад я имел честь познакомиться с ними. Меня пригласили на международную конференцию по никелиду титана как раз в этот городок.
Единственное, что меня поразило больше всего, это нейрохирург, который и открыл новую дорогу в протезировании.
Старичок старше Гриндевальда. Но все еще оперирующий. Дрожание рук, снижение памяти на не слишком нужные ему вещи... Больше всего я удивлялся, как его вообще к столу пускают? Но вот настало время мастер-класса, и как только этот человек взял в руки скальпель...
Когда я ходил по больнице, то узнал про него много интересного. То, что он профессиональный маньяк — это основное. Только этот человек во всем мире согласился взять на операцию молодую женщину с «неоперабельной» опухолью головного мозга. Простояв за операционным столом двенадцать часов, он сделал все, что мог и даже то, чего не мог. По моим данным, эта женщина до сих пор жива. Благодаря этому великому человеку. Я перевел взгляд на Гриндевальда. Он тоже хороший нейрохирург. В чем-то гениален. Но... он никогда не возьмется за обреченных. Никогда. Потому что это риск и страх не справиться. Страх облажаться.
Но, как человек этот русский нейрохирург — просто без комментариев. Я называл наставника хамом? Я преувеличивал.