— О Боги! — воскликнула Мирабелла, судорожно приложив аккуратные пальцы к губам. — Надеюсь, никто не погиб?
— Погибла разве что моя надежда на то что я буду и дальше коротать свое время на высотке осветителя, — сокрушенно вздохнул Маркел, натягивая бежевую мешковатую робу. — Меня скорее всего уволят. Уверен, им надоело терпеть мои ошибки...
Мирабелла тяжко вздохнула. Она привыкла слышать от юного Джевила о несчастных случаях снова и снова. Несомненно, ей была небезразлична безопасность его коллег, но как мать, за Маркела она беспокоилась прежде всего.
Собрав золотистые волосы выбившиеся из вьющейся прически обратно в хвост, Мира взяла с кровати подушку и облачила ее в наволочку из льняной ткани пастельных голубых тонов. Маркел, захватив сменное белье, удалился в самый темный угол комнаты, чтобы скрыться от глаз матери за ширмой. Внезапно, краем глаза юноша заметил, что его тень приняла иную форму, а точнее, ему показалось, что его тень еще мгновение только что сидела на том самом табурете, а затем, скользнула по стене и моментально встала на место, приняв вид обычной тени. Маркел встал как вкопанный, в страхе уставившись на стену.
— Что такое, милый? — обеспокоенно осведомилась Мирабелла.
Резко повернувшись к матери, Маркел с приоткрытым ртом рассеянно моргнул и помотал головой.
— Ничего...
— У тебя снова начались галлюцинации?
— Нет, я просто...
Молодой Джевил бессильно выдохнул, выдержав на себе строгий взгляд матери. Его игра в театре всегда была правдоподобной, но свою родную мать он никогда бы не смог обмануть. Особенно в таком подавленном состоянии как сейчас. Само его лицо и неуверенные движения предательски выдавали все его внутренние переживания.
— Ты принимал сегодня лекарство?
Юноша попытался взять ситуацию в свои руки и состроил каменное лицо, с уверенностью ответив:
— Да, мам.
Мирабелла подбоченилась и сузила глаза в две строгие щелочки.
— Нет, мам… — опустил голову Маркел, не выдержав на себе этот испытывающий взгляд.
Женщина разочарованно вздохнула. Она подошла к маленькому столу, и достала из-под фартука небольшой мешочек. Высыпав его содержимое в стоявший на столе стеклянный стакан, она залила порошок белого цвета водой из хрустального графина и подала этот раствор своему сыну.
— Держи.
— Мам…
— Пей!
Маркел пылко выдохнул и сердито посмотрел на нее сверху вниз.
— Это не спасет моего положения! — твердо высказал юноша. — Это, так называемое, “отклонение”, — он заключил последнее слово в воздушные кавычки, — на деле не просто шизофрения. Это часть меня! И он не уйдет, пока я...
Юноша запнулся на полуслове. В глубине души он понимал, что этот призрак останется с ним навсегда, хоть в его силах было заставить его замолчать на короткое время. Однако, как бы он не защищал его перед матерью, для нее он был всего лишь болезнью, которую лекари Маркела называли “деменция прекокс”.
— Хорошо, мам, — сдался юноша, и принял стакан лекарством из ее рук.
— Вот и славно, — мягко улыбнулась Мирабелла с сияющими серебристыми глазами.
Маркел поспешил до конца облачиться в сухое, чтобы поспешить на помощь к своей подруге. После того как заболели две официантки, Маркелу и Селин приходилось отдуваться за них, а с учетом того что Джевил в первую половину дня работал в театре, девушке приходилось совсем несладко.
Мирабелла покинула своего сына, чтобы привести в порядок остальные комнаты, и позаботиться оставшихся на ночлег посетителях. Маркел аккуратно сложил в ведро с грязным постельным бельём свою мокрую одежду, выставил свои уличные сапоги со стекающей с них грязью за дверь, и принялся протирать пол от оставленных им следов, ловко и грациозно передвигаясь по комнате с намотанной на швабру тряпкой.
Окаймленные кружевными узорами лампы украшали комнату красивыми тенями, что мерно покачивались из стороны в сторону, среди которых Маркел, окруженный танцем его собственных теней, медленно кружился по комнате, наводя чистоту. Простого человека привлек бы этот танец теней, поймал бы его в плен и загипнотизировал, навязчиво побуждая уснуть. Но только не Маркела. Присутствие своего собственного темного изображения напрягало молодого Джевила… и иногда он испытывал эмоции более сильные, чем обычное неприятное беспокойство.