ВЕРА. Да ты с дуба рухнул, нет? Сейчас. Бегу. Аж фуфайка заворачивается. Ага.
ЛЕОНИД. Слушай, ты двинулась?
ВЕРА. Ладно, раз порвалась — оставлю эту, пусть лежит. Возьму другую. Помоги мне дотащить до квартиры! Только до дверей! Последний раз в жизни тебя прошу, помоги мне! (Надевает сапоги.)
ЛЕОНИД. Они чужие, они как экскаватор стоят, положи!
ВЕРА. Помоги, последний раз прошу, только до дверей, а потом — назад пойдёшь. К своим скучающим бабам. У которых вот такие сапоги-экскаваторы. Да лучше улицы штанами подметать, чем таким вот улыбаться, театралкам-сукам! Им делать нечего, у них мужиков много, они мужиков богатых имеют, они скучают, по подвалам лазют, суки грязные, подлые, твари богатые, скучающие тварёшки, по подвалам, по подвалам, им тоже по сорок, но они сказок для деток не пишут, у них мужья, у них няньки, бабки, сиделки, гадалки, приживалки, они ребенка от груди оторвут на третий день после родов, бабкам кинут — нате, мол, выращивайте, няньчите его, а я по театрам, Ромео и Джульетту, Тристана и Изольду, про великую любовь по подвалам мечтать!
ЛЕОНИД. Ты хочешь меня позлить? Зли. Все равно после спектакля тебя найдут, кинутся к тебе, ты далеко не уйдешь. Я же тебя знаю. Арестуют, посадят и всё.
ВЕРА. Ты знаешь меня? Ты меня знаешь? Ах ты, моряк на заднице ракушка! Он меня знает. Да ты даже и не понял меня на одну десятую! Да я айсберг! Я плаваю сверху на одну десятую, а девять десятых в воде! Айсберги такие плавают по морю, по телевизору показывали, по телевизору не врут! Ты меня не знаешь! До конца твоего театра ещё два часа. Я сразу в аэропорт. Обстригусь налысо, макияж сменю, паспорт переправлю, возраст себе на полтора года меньше сделаю!
ЛЕОНИД. Как ты переправишь?
ВЕРА. Зачеркну фамилию, а сверху другую напишу! Не твое дело!
ЛЕОНИД. Стой, успокойся, они же нас вместе брали, я же, вроде как, ответственен за тебя, они же и меня пришьют, привлекут, слышишь?!
ВЕРА. Ответственен! Он ответственен! За кого ты ответственен, дятел?! За кого ответственен?! Что мне детей не сделал три года назад, когда надо было, когда не поздно было, дрестофан, он ответственен! Он в театр играет! Ну, играй, падла! Приходи с киром, посидим с миром, недоделыш! Прощай! Дай тебе Бог жену с тремя грудями! Греби ушами камыши дальше! Выращивай волосы на носу! Енот-полоскун, мой свои стаканы, падла! Пусть заберут меня! Зачем мне жить?! Сдохну на каторге! Как Катерина Измайлова — по телевизору показывали! А тебя — тоже в тюрягу! В тюрягу тебя! В тюряге мужиков трахают, раз ты «пэ» — тебе самое там место! Не трогай меня! (Визжит, отбивается от Леонида, разряд.) Я даже специально сейчас записку напишу, что это ты подговорил меня всё это украсть! Напишу и засуну в дверь, нет, в ящик почтовый брошу, чтоб ты не выкрал записку, сволочь!
ЛЕОНИД. Тише, спектакль идёт!
ВЕРА. (Отбивается от Леонида.) Я вижу, что спектакль идет! Идет пьеса! И контрабас прихвачу! Чтоб всем насолить! Всем!
Отбивается от Леонида сапогами, шубами, контрабасом, контрабас падает, грохот.
Лёня и Вера замерли.
Сидят на полу оба, не двигаются, Вера плачет.
ЛЕОНИД. Да. Спектакль продолжается. Но теперь — без меня, милая. Хватит. Три года кошмара. Я пошел из игры. Я больше не могу.
Пьет из горлышка бутылки коньяк, надевает пальто кожаное, идёт к двери, но вдруг падает замертво.
Вера кинулась к нему, трясет его.
Леонид очнулся, мотает головой, мычит.
ЛЕОНИД. Где я?
ВЕРА. Где, где. В театре. Здесь. На работе. Вставай, Лёня.
ЛЕОНИД. Вставай, Лёня… Она склонилась над ним, в норковой шубе, сказка, Золушка склонилась над принцем, потерявшим чувства …
ВЕРА. Чувст-во.
ЛЕОНИД. Чувст-ва. Он без чувств. От неё пахло свежестью, свежестью, свежестью… Боже мой, как красиво, мы в тропическом лесу, над нашими головами лианы, лианы…
ВЕРА. Это трубы, канализация, Лёня…
ЛЕОНИД. … а по лианам бегают обезьяны…
ВЕРА. Это не обезьяны, Лёня, это тараканы. Допился ты, Лёня, коньяку своего на халяву, надо увольняться…
ЛЕОНИД. «Ты кто, прекрасная незнакомка?» — спросил Принц…
ВЕРА. Всё в кучу свалил. Лианы, обезьяны, Золушка, Принц. Вставай, Маугли… Хочешь машинного масла?
ЛЕОНИД. Кто ты?
ВЕРА. Я Вероника. Я твоя Вера.
ЛЕОНИД. Ты моя Вера. О, где моя Вера… Сон. Я сплю в кожаном пальто, а она в мехах. Мы на берегу Средиземного моря… На пляже…
ВЕРА. Ну вот, Лёня, видишь, ты совсем с этим театром совсем «рэ», рёхнулся, тебе надо увольняться. Кто ж на пляже-то в мехах и коже ходит, с дуба ты рухнул, что ли? Только разве что мы с тобой — дурак и дурнушка…
ЛЕОНИД. Да, мы голые, совсем голые, сейчас так и побежим в прозрачную зелёную воду, побежим туда, где слышится прибой, слышишь, слышишь!?
ВЕРА. Слышу. Это твоя квартира. Ты опять кран не закрыл и будет промочка.
ЛЕОНИД. Это ты не закрыла, специально, чтоб театр затопить и закрыть…
ВЕРА. Затопить моими слезами…
ЛЕОНИД. Господи, у меня голова болит, скоро антракт, я не могу больше, меня тошнит от выпитого, от машинного масла, от перцового пластыря, от жизни… Пошли быстрее, надо выключить воду, а то всё затопит…
ВЕРА. Пошли, выключим. У тебя в квартире выключим краны. И спать ляжем у тебя. Или наоборот — откроем краны сильнее. Пусть их затопит. А впрочем, пусть живут, смотрят этот спектакль, но без нас. Спать ляжем, Лёня. Пошли…
ЛЕОНИД. Пошли… Пошли… На улице снег, холодно. Снег.
ВЕРА. Мы ведь одеты. В кожаное пальто и норковую шубу. Нам не холодно. Нам не страшно, что снег. Золушка и Принц идут в снег… Снег, дождь. Солнце, луна. Небо, слова. Туман, ветер. Огонь, вода. Весна, зима. Осень, лето. Деревья, цветы. Земля, воздух. Звери, птицы. Хлеб, мама. Мама…
ЛЕОНИД. Мама, мама… Что ты бормочешь?
ВЕРА. Молюсь. Молитву придумала и молюсь. Пошли. А тебя стройнит это пальто. Что ж ты себе такое не купишь. Пуза не видно. Старый, пузатый, лысый сказочник. Пошли, Лёня. Лёнчик мой… Пошли. Всё будет боль-мень-пельмень…
Вера взяла Лёню за руку — длинный разряд статического электричества. Вздохнули оба и пошли, опираясь друг на друга.
Леонид толкнул рукой декорацию буфета, потом декорацию гардероба, они поплыли в сторону, потому что были на стене нарисованы. А кожаное пальто и норковая шуба, оказывается, из театральной марли были сшиты.
Потом Леня толкнул и зрительный зал от себя, упала фанера раскрашенная. Нет там никаких зрителей, фонарей, занавеса, пьес.
Ничего там нету.
Только маленькие перегородки-загородки, а за ними картошка гниет, краска в банках стоит, пачки газет намокают.
Бред какой-то — театр в подвале хрущёвки. Не было там никаких театров и не будет и не может быть. Так и будет Манюра бегать за крысами, а вода так и будет сочиться, зловонить. Придумал ведь тоже — театр в хрущёвке.
Нет никакого театра.
Леонид взял Веру за руку и они пошли из подвала.
Чайка ожила и, взмахнув крыльями, улетела за ними в провал чёрного выхода, в небо.
ТЕМНОТА
ЗАНАВЕС
КОНЕЦ
март 1996 года