Пульхерия.
Покуда выбирать давали мне спокойно,
Отстаивать себя старалась я пристойно
Из благодарности к тому, от чьих щедрот,
Как ты везде трубил, Пульхерия живет.
Но раз теперь себя ты выказал тираном,
С тобой начистоту поговорить пора нам,
Дабы усвоил ты, гонитель мой, что я —
Дочь императора, а не раба твоя.
Ты должен был себе поставить целью главной
Скрыть от меня, кто я и кто отец мой славный,
Коль впрямь меня мечтал настолько ослепить,
Чтоб захотелось мне твоей невесткой быть.
Подумай, чем прельстить меня ты хочешь ныне
И что мне за нужда в твоем венце и сыне,
Коль твой венец и так неоспоримо мой,
А сын — не пара мне, раз он рожден тобой?
Ты щедростью меня отнюдь не восхищаешь:
Ведь коль твой сын со мной разделит мой венец,
По праву им владеть ты сможешь наконец.
Сегодня ты для всех тиран и узурпатор,
А не потомственный, законный император,
Но веришь, что тебя признают таковым,
Коль я вступлю в закон с наследником твоим.
Ты, истребив мой дом, одной мне дал пощаду,
Но этим предо мной бахвалиться не надо:
Причиною того, что я досель цела,
Не милосердие — политика была.
Расчет — вот что тебя ко мне расположило:
Ты сохранил меня, чтоб я тебе служила,
И предлагаешь мне свой ненадежный трон,
Чтоб под тобою впредь не колебался он.
Узнай же, какова Пульхерия на деле,
И позабудь свои несбыточные цели.
Я помню, что престол, где ты воссел, тиран,
От крови моего отца еще багрян;
Поэтому владеть им не желаю вновь я,
Покуда кровь на нем твоей не смыта кровью,
Покуда на него по мертвому врагу,
Как по ступеньке, я подняться не могу.
В тебе ни чтить отца нет у меня причины,
Ни, уж тем более, бояться властелина:
Не вынудят меня страшиться иль любить
Злодея, что велел моих родных убить.
Фока.
Молчал я потому, что вызнать мне хотелось,
Чем объясняется твоя, царевна, смелость,
Но докажу теперь, тебя, как встарь, любя,
Что тешишь ты пустой надеждою себя.
Не мни, что на твоем наследственном престоле
Без помощи твоей не усидеть мне доле:
Я двадцать лет венец и без нее носил,
По праву выбора, что войском сделан был.
Трон — не имущество, что к детям переходит.
Лишь войско на него правителя возводит,
И в день, когда оно меняет выбор свой,
Прощается былой избранник с головой.
Маврикия, увы, постигла та же участь,
И я его казнил, от состраданья мучась,
Но зная, что нельзя на это не пойти,
Коль я хочу страну от новых смут спасти.
Однако, трон вернуть его семье мечтая,
В живых оставил дочь покойного тогда я,
А ныне от меня принять прошу ее
То, что он потерял и что давно — мое.
Пульхерия.
Как заявлять простой мисийский{100} сотник смеет,
Что на престол права законные имеет
Он, на кого каприз толпы бунтовщиков
Случайно возложил венец моих отцов!
Как тот, кто к власти шел стезею преступленья,
Кто всех моих родных обрек на истребленье,
Оправдывать себя дерзает тем, что он
Страну от новых смут спасать был принужден!
Но тратишь ты слова передо мной впустую,
Что в свой черед тебе сейчас и докажу я.
Знай: в Византии власть, хоть ею и у нас
Случалось завладеть мятежнику подчас,
Наследственной всегда считалась в полной мере.
Маврикия, как тесть, поставил к ней Тиберий,
А так как через них моя семья ведет
От Феодосия и Константина род{101},
То опозорила б себя я безвозвратно…
Фока.
Ну что ж, коль власть — твоя, возьми ее обратно
И можешь говорить, мой щедрый дар кляня,
Что добрым сделало раскаянье меня,
Что холю я тебя и осыпаю лестью,
Чтоб тени жертв моих мне не грозили местью, —
Короче, можешь все, что хочешь, утверждать,
Чтоб ярости своей и скорби выход дать,
А я смирю себя и вытерплю в молчанье
Ту злобу, что в тебе селят воспоминанья.
Но сын мой здесь при чем? Как, будучи грудным,
Мог причинить он вред сородичам твоим?
И разве, доблестью столь щедро наделенный,
Не стоит он того, чтоб обладать короной?
В чем он моих надежд сполна не оправдал?
Кто благороднее царевича видал?
Не наделен ли он, как ты, душой такою…